Вон снова прервал мои мысли.
— Я спрашивал, как долго, по-твоему, мы должны оставаться здесь? Я знаю, что мы хорошо устроились, я просто беспокоюсь о том, чтобы не почувствовать себя слишком комфортно. Мы должны оставаться бдительными.
— Бдительными, — согласился я. — Но разве им также не нужна какая-то стабильность?
— Да, дорогой.
Я свернул шею и снова повернулся к нему лицом.
— Ты думаешь, им это не надо? Пейдж даже читать не умеет, Вон. Я не говорю, чтобы мы решили поселиться тут. Я просто хочу сказать, что некоторая постоянность не повредит.
Он погрузился в задумчивое молчание, верный признак того, что я выиграл этот спор. Хотя не было никакого чувства победы, когда мы с Воном спорили об этом. Мы делали то, что должны были, чтобы остаться в живых. Чувство соперничества и болезненной победы, превращающей другого в неудачника, умерло, вероятно, примерно в то же время, когда люди начали умирать от заражённых, похожих на трупы воссозданий других людей.
Мы просто существовали. Мы просто убедились, что продолжаем существовать. Но это было всё. Жизнь превратилась в монотонный серый цвет и тщательную рутину.
Я превратился в сплошное беспокойство и стальную решимость. Если у меня и была раньше хоть тень чувства юмора, то я оставил её в своей прежней жизни. Если бы я заботился о чём-то, кроме своей семьи, я бы не смог вспомнить, что это были за вещи и почему они вообще были важны с самого начала. Моя семья теперь была всей моей вселенной. Всё, в чём я нуждался, чего хотел и отказывался сдавать. И это никогда не изменится. Даже если мы уничтожим Пожирателей, я никогда больше не научусь заботиться ни о чём, кроме своей семьи.
Я просто знал это о себе.
— Я подумаю об этом, — пробормотал Вон, наконец, согласившись. — Нам, как минимум, нужно что-то сделать с чтением Пейдж.
Он резко закончил фразу, когда с первого этажа здания, в котором мы находились, донеслись голоса. Все замерли, и мы прислушались к звукам людей, грабящих то, что осталось от магазина.
— Что это, чёрт возьми, такое? — Харрисон остановился на полпути и дико огляделся. — Это Пожиратели?
— Они чертовски громкие! — согласился Кинг.
— Эй! — Нельсон позвал их. — Мы придумали банку ругательств не просто так, придурки. Следите за своими ртами.
У них обоих хватило порядочности выглядеть пристыженными. Мы жили в мире без цивилизованного общества и даже без остатка каких-либо приличий, но это не означало, что мы тоже должны были стать варварами.
Я посмотрел на Вона, и он кивнул в знак согласия. Я обменялся таким же невербальным взглядом с Нельсоном, и он подвёл Пейдж к Вону, который усадил её к себе на колени и заставил её смеяться над чем-то, просто чтобы отвлечь её от мыслей об уходе других братьев. Её смех был лёгким, беззаботным и таким невинным, что у меня защемило в груди. Она не принадлежала этому миру, со всеми этими уродливыми вещами. Она была единственным хорошим, что осталось в мире, быстро разлагающемся в грязную выгребную яму смерти.
Я мысленно проверил своё оружие, одно на спине, другое на лодыжке, нож в кармане, другой побольше — на бедре, а мой любимый пистолет теперь крепко зажат в моей ладони. Мне было комфортно с тем, что я брал с собой, хотя, очевидно, я не ожидал драки, так как почти ничего не прихватил с собой.
Нельсон встретил меня у двери, ведущую на заднюю лестницу, которая была заблокирована внизу. Бросив последний взгляд назад, мы оставили нашу семью, решив проверить потенциальную угрозу нашему миру и жизненно важным запасам припасов и оружия.
Нельсон бесшумно закрыл за нами дверь, пока я быстро, но тихо спускался по тёмной цементной лестнице. Мой пистолет всё время был поднят, а адреналин и инстинкты работали на полную мощность. Голоса всё ещё доносились до нас, очевидно, человеческие и женские. Здорово.
Последнее, что мне было нужно, это чтобы женщины бродили здесь. В этом городе повсеместно бродили Пожиратели, но он ничем не отличался от любого другого.
Проблема с девочками, однако, заключалась в том, что они, как правило, умирали. Они не были достаточно быстрыми, достаточно ловкими или достаточно жестокими, чтобы сделать всё возможное, чтобы остаться в живых.
Ладно, это было сексистски.
Но я не мог позволить себе роскошь быть политкорректным. За последние два года я видел, как оборвалось слишком много жизней, чтобы верить в равные права. Правда заключалась в том, что я был сильнее, быстрее действовал и не заботился о последствиях своих действий. Вот почему я выжил, вот как я сохранил свою семью в безопасности, и эта разница была именно той причиной, по которой женщины становились предметом вымысла и басни.
История показала, что, поскольку я был мужчиной, я быстро стрелял, быстрее убивал и был полон решимости защищать. Женщины, с другой стороны, колебались, позволяя своим чувствам мешать и затуманивать их суждения. Это не я был придурком. Это я говорил по собственному опыту. Я непрестанно видел, как это происходило, я наблюдал, как слабый пол колебался и трусил слишком много раз, чтобы сосчитать, их виноватая совесть нашёптывала злобную ложь о морали и более высоком уровне жизни.
И это была ложь. Потому что мораль и убеждения умерли в ту же секунду, как первая жертва заразилась этой грязной болезнью, и более высокий уровень жизни был оставлен для мёртвых.
Вероятно, в этом правиле были исключения, но я ещё не был свидетелем ни одного. И я не тешил себя надеждой, что увижу нечто подобное в ближайшее время.
Женские голоса продолжали доноситься из-за двери. Я не мог точно расслышать, о чём они говорили, но, по крайней мере, они пытались говорить потише. Проблема заключалась в том, что тишина была единственной постоянной в этом новом образе жизни. Не было никаких звуков, которые могли бы заглушить нарушение нашего покоя. Мы могли слышать голоса только потому, что там были голоса, которые можно было услышать. Это была не совсем их вина, что они привлекали к себе так много внимания, но я также знал, что мы были не единственными, кто их заметил.
Был лишь вопрос времени, когда Пожиратели тоже найдут их.
Я должен предупредить их, чтобы они держались подальше от моей входной двери. Но я не хотел вступать с ними в контакт. Полагаясь на людей, они, вероятно, захотят чего-то от нас, либо силой, либо попрошайничеством. Оба были варианта одинаково ужасны и закончились бы одинаково. Они ничего не получат, что бы мне ни пришлось сделать для этого.
Вон остался наверху с детьми, и я не просто так позаботился о подобных проблемах. У него было сердце, а у меня — нет. Его душа всё ещё имела возможность какой-то блаженной загробной жизни, в то время как моя давным-давно прыгнула в скорый поезд в ад. Я не позволю незнакомцам подвергать опасности мою семью. Не беспомощным женщинам, не агрессивным мужчинам, не Пожирателям. Ничто не встанет между моей семьёй и безопасностью.
— Я собираюсь взглянуть, — предупредил я Нельсона.
Он кивнул, но оставался молчаливым и настороженным. Я украдкой отпер тяжёлую металлическую дверь связкой ключей, которые мы нашли в административном кабинете, как только пришли сюда, и приоткрыл дверь.
Я остановился, совершенно ошеломлённый тем, что увидел. Я хотел, чтобы это был всего лишь беглый взгляд, клинический и беспристрастный, как и все остальное в моей жизни. Я намеревался оценить ситуацию, а затем отступить, прежде чем они меня увидят.
Вместо этого я поймал себя на том, что наблюдаю, как две девушки, не женщины, моложе меня и такие же беспомощные, как Пейдж, перебирают остатки товаров на этаже. Моё сердцебиение ускорилось, и всё моё тело вспыхнуло чем-то, чего я не чувствовал со времени моего последнего семестра в Северо-Западном университете, интересом.