— Следы.
Вон указал на землю, где на опушке леса снова появились те же самые следы. В тени и прохладе деревьев, где солнце не сушило грязь каждый день, она становилась гуще.
— Понятно, почему они не вернулись, — проворчала я. — Они ушли в этот лес, и больше о них никто не слышал… потому что их кто-то съел!
— Ты ведь, честно, не боишься кучки деревьев и лесных тварей? — Вон повернулся ко мне.
Он положил обе руки мне на плечи и пристально посмотрел в глаза. Это лёгкое прикосновение успокоило меня, и я глубоко вздохнула.
— Вон, это место, куда люди приходят умирать, — настаивала я. — Ты только посмотри. Вероятно, именно здесь тусовались Фредди Крюгер, Майк Майерс и Злая Ведьма Запада. Разве мы не можем обойти его? Найти дорогу?
— Следы, Риган, — снова указал он. — И давай посмотрим на это с другой стороны. Я никогда не видел, чтобы кто-то из этих парней убивал кого-то первым делом с утра. Я думаю, они любят поспать.
Я выдавила улыбку, потому что ничего не могла с собой поделать.
— Поспать?
— Очевидно, их манеры серийных убийц не дают им спать всю ночь. Наверное, они просто решают, что на сегодня всё. Мы в безопасности.
— Мы в безопасности, — повторила я, как будто это было правдой.
— Ты всегда боишься лесов?
— Только с корявыми ветвями, тесно посаженными деревьями и призраками.
— Все леса такие.
Он снова улыбнулся мне, и я сделала шаг вперёд, ближе к нему. Я ничего не могла с собой поделать, он был как солнце в такое же, как это, свинцовое утро, и я хотела быть рядом.
— Со мной ты в безопасности, Риган, — он понизил голос, и его тёмно-синие глаза озарились искренностью.
— Я знаю, — прошептала я.
Внезапная тяжесть в горле заставила меня с трудом подбирать слова.
Внезапно мгновение между нами стало напряжённым и мощным. Потом оно рассеялось, как туман под палящим солнцем. Просто исчезло. И не с моей стороны. Это всё он. Я почувствовала, как он изменился и отстранился, и в следующее мгновение между нами, словно континенты, протянулись мили.
— Готова?
Он опустил руки и сделал шаг в сторону окутанной коконом темноты.
— Готова, — вздохнула я.
Но я, в самом деле, почувствовала себя в большей безопасности и, возможно, даже храбрее.
В лесу было достаточно утреннего света, чтобы мы могли видеть, куда идём, но тьма окутывала всё вокруг. Тишина укрыла нас, и мы ощутили себя одновременно и в ловушке, и в убежище. Мы могли слышать всё и вся, когда двигались по ломающимся сухим листьям и палкам, но это означало, что нас тоже можно было услышать без маскировки. Как ни легки были наши шаги, хруст под нашими ногами не заглушался.
— Риган? — голос Вона прорвался сквозь хрустящие звуки.
Его тон был тщательно продуманным, укол нервной энергии ударил глубоко в живот.
— Да?
— Я верю, что с моими братьями всё в порядке, что они живы и здоровы.
— Хорошо.
— Я просто хотел, чтобы это было ясно, прежде чем я задам тебе следующий вопрос, — он поднял ветку, чтобы я прошла под ней, и продолжил: — Если бы я был другого мнения, у нас не было бы этого разговора, понимаешь?
— Да, — кивнула я и проглотила огромный комок в горле.
— Эта история с моим братом… он очень серьёзно относится к тебе.
— Я знаю, — рассмеялась я, пытаясь снять напряжение.
Он не засмеялся.
— Риган, мне почти не из-за чего драться с братом. Я имею в виду, совсем, — он сделал паузу, позволяя весу своих слов осесть на нас. — Кроме, может быть, одного. Я знаю, что он заявил на тебя права, как чёртов варвар, но у тебя всё ещё есть выбор. Ты всё ещё можешь решить, чего хочешь.
— Я знаю, — я едва слышала себя, поэтому понятия не имела, как он меня услышал.
Он откашлялся и, казалось, с минуту боролся с самим собой, прежде чем продолжил:
— Мне нужно знать, Риган. Я не прошу у тебя ничего серьёзного или каких-либо обязательств, но мне нужно знать, прежде чем я позволю себе открыться. Ты независима и сильна, так что я не настолько глуп, чтобы думать, что ты не бросишь Хендрикса в ту же минуту, когда сочтёшь, что он тебе не подходит. Но если ты думаешь, что он прав… Я имею в виду, если есть шанс, что ты думаешь, что это он, тогда я обойдусь малой кровью, пока еще в состоянии сделать это.
Он оставил меня безмолвной, совершенно лишённой способности говорить. Вон не был Хендриксом. Он не атаковал мои эмоции так, как это делал его брат — быстро и беспощадно. Вон был спокойным и не нарушал границы. Он был неторопливым и уравновешенным и заставлял меня погружаться в него, попадая в сильное течение, а не потому, что он требовал, чтобы я посмотрела в лицо своим чувствам и смирилась с ними.