Сквозь туман моих мыслей я услышала, как Кейн приказал:
— Отправьте его к остальным. Я отведу её к отцу.
Паника наполнила мою кипящую кровь, и я резко повернула голову к Вону. Хорошо, что его поместят к братьям.
А что насчёт меня?
Кейн положил руку мне на бицепс и потащил в противоположный коридор. Я начала сопротивляться, и его хватка усилилась. Наклонившись так, чтобы его рот снова оказался рядом с моим ухом, он прошептал:
— Будет безопаснее, если ты подчинишься.
— Риган, — низким голосом произнёс Вон.
Наши взгляды встретились: он обещал, что всё будет хорошо, а я умоляла его сделать это. А потом, потрясая меня до глубины души, он крикнул:
— Я люблю тебя.
Думаю, у меня отвисла челюсть, и я споткнулась, а Кейн продолжил тянуть меня по коридору. Я запнулась, не зная, что сказать в ответ, когда он поднял два пальца, а потом только один. Две правды. Одна ложь.
— Я тоже тебя люблю, — соврала я в ответ.
И это была ложь с обеих сторон. Потому что, хотя между нами и существовала какая-то дружеская любовь, ничего более глубокого тут не было.
Но затем мой взгляд метнулся к Хендриксу, который стоял со своей стороны стекла, его челюсть была сжата так сильно, что мышцы на ней пульсировали. Его руки были напряженно скрещены на вздымающейся груди, а мертвенно-бледный взгляд был прикован к тому месту, где рука Кейна сжимала мою.
Я не понимала, зачем Вон связал нас вместе, но, взглянув на Хендрикса, решила, что это как-то связано с защитой его брата. И я пойду на всё, чтобы защитить любого из этих парней, поэтому я легко согласилась. В моей голове не было вопроса, доверяю ли я Вону делать то, что лучше для этой семьи, включая меня.
Я заставила Хендрикса посмотреть мне в глаза, и когда мы, наконец, встретились взглядами после мучительных секунд, моё сердце ударилось о грудь и совсем перестало биться. Его пытали за стеклом, он был совершенно измучен и обезумел. Его губы сжались в тонкую линию, и мускулы на его челюсти снова начали дрожать.
С многозначительным взглядом, который поразил меня до глубины души, он произнёс одними губами:
— Будь осторожна.
И в ответ с таким чувством, какое только могла передать, я прошептала:
— Ты тоже.
Не самая глубокая вещь между людьми, которые потенциально могут когда-нибудь в будущем… быть друг у друга. Но сейчас это было самое важное.
Я повернулась и пошла за Кейном по тёмному коридору. Звук Пожирателей, тянущихся ко мне в тусклом свете, был тревожным. Их причитания плавали вокруг меня, скользя в моей голове, как лезвия бритвы по мягкой плоти. Мои руки всё ещё были за спиной, но я отчаянно хотела прижать их к ушам, чтобы заглушить звук. Моё сердце не замедляло свой быстрый ритм, а моя кожа зудела и дурно ощущалась, растягиваясь по моему телу.
— Они не пахнут, — прокомментировала я скрипучим голосом.
Кейн посмотрел на меня, затем на свою руку, которой всё её держал мою. Он медленно убрал руку, и я споткнулась без его поддержки. Он нахмурился ещё сильнее, но больше не пытался прикоснуться ко мне. Я восстановила равновесие и подумала, слышит ли он меня.
— Мы выяснили, что если они не едят человеческую плоть, то не испускают этого ядовитого запаха, — его голос был тихим и мелодичным с южным акцентом, но я отчётливо слышала его.
— Но почему вы держите их в таком состоянии? Это жестоко!
— Ты на стороне Пожирателей? — спросил он с весёлым недоверием.
— Нет! — но потом у меня заныло в груди при мысли о продлении такой жизни. — Но в этом нет необходимости. Зачем вы заставляете их пережить это? Они голодают и истощены.
— Они едят только человеческую плоть, — подчеркнул он. — И чем ты предлагаешь их кормить?
— Не кормите их ничем! Но и не оставляйте их в таком состоянии. Пристрелите их. Убейте их. Помогите решить проблему!
— На одном дыхании ты разделяешь сострадание к ним, а на другом предлагаешь геноцид, — заметил он, удивляясь, что я тоже так думаю.
— Дело не в этом, — возразила я. — Это отвращение к существу, которое не должно существовать. Это отвращение к людям, которые должны быть лучше.
— Тебя это возмущает? — в его голосе звучало недоверие.
— А тебя нет? — потребовала я ответа.
Но он не ответил.
Он остановился, и я обернулась, желая узнать причину. Он посмотрел на меня сверху вниз, его серые глаза казались чёрными в полутёмном коридоре. Единственный свет исходил от слабо светящих керосиновых фонарей, свисавших с потолка. Свет мерцал на его лице, контрастно подчёркивая угловатые линии челюсти и скул.