Раньше ходить по знакомым местам было сущим адом, потому что мельчайшие детали уже были заучены, и мой мозг выискивал всё новое, необычное и неправильное. Это было похоже на игру в "глаз шпиона" с теми большими книгами, страницы которых были полны беспорядочных пейзажей и декораций, только это происходило каждую минуту, каждый день.
Я входила в дом после долгого учебного дня и сразу же знала, что мой отец оставил кофейник включенным на весь день. Он не забыл ополоснуть его, но многочисленные часы на нагреве всё равно сожгли дно. Правая сторона дивана использовалась чаще, чем левая, подушки были более изношенными и вдавленными, из-за чего диван немного провисал на этой стороне. Когда папа в последний раз вошёл в дом, то слишком сильно приоткрыл дверь, на гипсокартоне остался след. Из раковины в ванной наверху капало.
Кап. Кап. Кап. Кап.
Тик. Тик. Тик. Тик.
Скорее всего, я была гением, хотя никогда не позволяла испытывать себя. И если честно, мой отец был гением, настоящим гением. Он был профессором химических наук в университете Дрейка и работал в их исследовательских лабораториях. Он был безумно умён.
И, вероятно, я тоже.
Но мысль о том, что меня отправят в другую школу, или о том, что я буду жить с этим титулом, повисшим над моей головой в ярких неоновых огнях, сводила меня с ума. Мне не нравились ярлыки, и я не хотела жить с определённым набором ожиданий. Я просто хотела быть собой.
И нормальной.
Поэтому я держала всё это в секрете, спрятав и похоронив под своим гиперактивным мозгом и далеко за пределами памяти. Я работала не для того, чтобы чему-то научиться, я очень старалась быть просто... среднестатистической.
И по большей части это срабатывало. Не было большой разницы между моим отцом и чьим-то не гениальным отцом. Он просто лучше запоминал информацию, и из-за того, что его разум требовал от тела, у него была жажда узнать как можно больше. Возможно, у него была более интеллектуальная работа, чем у других отцов, но он всё равно приходил домой усталым, всё ещё боролся с офисной политикой, всё ещё жаловался на свои проекты. Мы все тикали.
Но мы с папой просто тикали быстрее и громче других. И, возможно, наше тиканье было более требовательным, чем у большинства. Мы были вынуждены потреблять как можно больше информации, прежде чем наши умы сойдут с ума. Между действующим гением и буйствующим сумасшедшим была очень тонкая грань.
По большей части я научилась управлять своим мозгом, не превращаясь в суперкомпьютер. Но теперь, когда нечем было заполнить голодные, требовательные пространства мозгового вещества, стало ещё труднее.
Музыка была единственной вещью, которая могла успокоить мои мчащиеся мысли. Она заставляла тиканье полностью прекращаться, и я исчезала в мирном звуке. Но теперь не было и музыки, которая занимала бы мои минуты бодрствования.
Только тишина.
И тишина была проблемой.
— Солнечные батареи, — прошептала я.
Волнение и надежда пробежали сквозь меня, мчась с обещанием ночи, наполненной электричеством и звуком. Я подпрыгивала вверх-вниз, забыв, что подо мной Нельсон.
— Солнечные батареи!
— Что? — Риган была первой, кто понял, что я говорю что-то, что может изменить жизнь. — Где?
— Вон там. На том фермерском доме. Я вижу их по всей крыше!
Они не были слишком очевидны для обычного глаза, но я заметила, что солнце отражается под странным углом от почти скрытого с вида фермерского дома. И чем ближе мы подъезжали, тем заметнее они становились.
— Солнечные батареи, — согласился Нельсон с благоговением и тревогой в голосе.
Я его не винила. Это могло быть очень здорово.
Или очень плохо.
— Ты, в самом деле, хочешь их проверить? — неуверенно спросил Вон с переднего сиденья.
— За целый день я не видел никаких признаков цивилизации или поселения, — вставил Хендрикс.
Целый день — это примерно шесть часов езды, может быть, чуть меньше. Учитывая ужасные дорожные системы, расположенные так далеко от шоссе, отсутствие легкодоступного газа и необходимость останавливаться и устраиваться в безопасном месте каждую ночь, мы не могли путешествовать очень далеко каждый день.
— Но мы не знаем, что там дальше, — мудро возразил Кинг.
— Но это солнечные батареи.
Я не знала, была ли я безрассудна, потому что жаждала электричества, как наркоман, или это была интуиция, которая подтолкнула меня к решению остановиться. В любом случае, мы можем попасть в ловушку зомби. Конечно, это было потенциально проблемой, где бы мы ни остановились. Так что либо сейчас, либо никогда. Мы не торопились попасть в Мексику. И я смогу зарядить свой iPod.
— Если мы останемся на этих просёлочных дорогах, то всё равно будем ночевать в подобном месте. Но там, вероятно, не будет работать электричество.
— Хейли права, — мягко согласился Вон.
Он притормозил перед длинной гравийной подъездной дорожкой. Мы сидели в напряжении, глядя на пустой фермерский дом.
Мы долго стояли, ожидая движения, ожидая, что зомби выскочат из каждого невидимого места при звуке грохота двигателя, ожидая, что затаившийся, полубезумный фермер выбежит из передней двери, плюясь табаком, с дробовиком в руке.
Но ничего не произошло. За целых пятнадцать минут ничего.
Все наши нервы были напряжены от дурного предчувствия. Сейчас мы тратили драгоценный бензин, сейчас мы были лёгкой добычей. Нужно было принять решение.
Наконец, Вон глубоко вздохнул и объявил:
— В любом другом месте может быть так же опасно. Мы всё проверим. Если нам что-то не понравится, мы вернёмся в фургон и поедем дальше. Ещё рано расслабляться, так что если что-то пойдёт не так, мы найдём место получше. Да?
— Да, — приглушённо согласились мы.
Таков был наш план. Наш план потенциально включал электричество. И теперь я улыбалась, не в силах сдержать себя.
— Ты очень взволнована этими солнечными батареями, не так ли? — тихо спросил Нельсон, пока Вон вёл ржавый фургон по подъездной дорожке к задней части дома.
— Может быть, — усмехнулась я.
— Мы не знаем, что найдём внутри, — мрачно напомнил он мне.
— Верно, — согласилась я. — Тем не менее, есть возможность, что нам повезёт, не так ли?
В глубоком рокоте яростного согласия Нельсон ответил: