Я кивнула, потому что не хотела объяснять, и он сжал и разжал челюсти, прежде чем продолжил:
— Его братья появились вчера поздно вечером, рыская вокруг нашего поселения. С ними был мой младший брат, мой непокорный, упорный, непослушный младший брат. А потом мы нашли тебя и твоего… парня сегодня утром. Вы, явно, из той же путешествующей компании. Вы, очевидно, знали, что они опередили вас прошлой ночью.
Игнорируя большую часть обвинения, я спросила:
— Как ты узнал, что они братья?
— Довольно очевидно по их виду, — он саркастически закатил глаза. — И даже если бы это было не так, у них одна и та же марка оружия. Я просто наблюдательно предположил.
Я ничего не ответила. Что я могла сказать? Было очевидно, что они братья или, по крайней мере, связаны каким-то образом. Кроме того, это была не та информация, о которой я должна была беспокоиться. Две правды. Одна ложь.
Поняв, что я не собираюсь ничего добавлять к его гипотезе, он сказал:
— Я не пытаюсь быть плохим парнем. Но я буду защищать то, что принадлежит мне.
Я встретилась с ним взглядом и пообещала:
— Я тоже.
Он медленно кивнул и выпалил ещё одно предупреждение.
— Не отходи от меня. Понимаешь? — когда я не ответила, он продолжил: — Я скажу это один раз для твоей пользы и больше не повторю. В этом лагере мало женщин. Но мужчин у нас в избытке. И мы не делимся нашими женщинами. После того, как ты принимаешь сторону одного мужчины… он тебя защищает. Я, может, тебе и не нравлюсь, но то, что находится в той комнате, ещё хуже. Оставайся рядом со мной.
Я всё также молчала. Мужчины спасали меня достаточно часто, так что я стала чуть менее феминисткой, чем в начале своего пути, когда проехалась машиной по своему зомби-бойфренду за измену. Но я не была достаточно покорной, чтобы поверить, что стану или смогу стать собственностью мужчины. Мои мысли были свободны, мои действия были дерзкими, и мой жизненный план не включал двадцать одного ребёнка и мужа, который держал домашних животных-зомби голодными и замученными в своём коридоре.
Такого просто-напросто никогда не случится.
Кейн свёл брови на переносице, а я по-прежнему молчала, и он нетерпеливо потребовал:
— Просто скажи мне, что ты хоть понимаешь, что с тобой может случиться. Заставь меня почувствовать себя немного увереннее, когда я приведу тебя туда.
Если бы мои руки были свободны, я бы сжала их в кулаки и ударила бы его по лицу.
А потом по яйцам.
— Почему ты должен чувствовать себя уверенно, когда я даже не чувствую своих пальцев?
Он развернулся и рывком распахнул дверь. Он снова напряг свои широкие плечи, а его лицо превратилось в маску серьёзной энергии. Он придержал для меня дверь и жестом пригласил войти в старую классную комнату, которая была превращена в нечто вроде зала суда или тронный зал. И это сбивало с толку.
— Только не говори, что я тебя не предупреждал, — пробормотал он нараспев, словно насмехаясь надо мной.
Я подавила желание закатить глаза и вышла на середину комнаты. Мужчина и его жена сидели в кожаных креслах на колесиках перед большой белой доской в передней части класса. Но это была не просто классная комната, это была многоярусная музыкальная комната.
Если бы мне пришлось гадать, я бы предположила, что это был самый большой из классов и располагался он в задней части школы. По мере того как ярусы поднимались всё выше, ряды зрителей выстраивались из штабелируемых мягких кресел. Прямо за дверью стоял металлический стол учителя, за которым сидел мужчина. Он походил на какого-то клерка, и как только Кейн последовал за мной внутрь, он направился поговорить с человеком за стойкой.
Большинство кресел были заняты, и сидели здесь в основном мужчины. Они смотрели на меня сверху вниз, как будто были акулами, а я была свежей закуской, только вот они плавали в течение нескольких дней и не пробовали такой вкусной еды. По большей части они были чистыми и прилично выбритыми, если только не предпочли выглядеть горцами. Их одежда была в хорошем состоянии, а кожа загорелая и здоровая.
Мужчина и женщина в передней части комнаты не были исключением. Даже волосы женщины казались хорошо причёсанными и уложенными каким-то средством.
Кроме злобных мужчин, никто больше не выражал доброты или дружелюбной улыбки.
Казалось, они возненавидели меня с первого взгляда.
Или делали молчаливые ставки на то, какова я на вкус.
— Кейн? Кто это? — спросил мужчина.
У него был безумно сильный акцент, но слова он произносил тщательно. У него была такая же густая копна чёрных волос, как у Кейна, и угловатые скулы, выступавшие на лице.