— Поначалу это может быть ошеломляюще, я понимаю, — великодушно предложил Матиас. — Тем более что ты так долго была одна.
— Я не была одна, — возразила я. — Я сейчас одна, а вы держите моих друзей под прицелом.
Тайлер пнула меня под столом, предупреждая, чтобы я закрыла рот. Она попыталась отвлечь внимание от меня.
— Кстати, я лучше отнесу им ужин.
Она встала и подошла к буфету, перехватив по пути маленькую девочку, чтобы та помогла нести тарелки с едой. Я немного расслабилась, зная, что они получат хорошую еду; и что если она кормила их, значит, они всё ещё были живы.
— Кейн говорит, что ты не одобряешь наши украшения на стенах, — настаивал Матиас, указывая руками на остальную часть школы.
Я тут же потеряла аппетит, вспомнив, как Пожиратели выстроились вдоль стен в этих тесных шкафчиках, как их костлявые руки тянулись в коридор, пытаясь достать до меня, как их ужасные стоны наполняли воздух и царапали сознание. Нет, я этого не одобряла.
— Их надо застрелить, — просто ответила я. — Это отвратительное напоминание о той опасности, в которой мы находимся, это жестоко и опасно для вас и вашего народа.
— Мои люди знают, что к ним лучше не приближаться, — заметил Матиас. — Даже маленький ребёнок должен знать, что к ним лучше не приближаться. И что такого жестокого в обращении с ними? Их разум и душа исчезли. Единственное, ради чего они способны жить, это их пристрастие к человеческой плоти. Даже в истощённом состоянии, когда они уже не могут удержать вес собственного тела без помощи этих стальных прутьев, они всё равно тянутся и жаждут плоти. Эта жажда поглощает их до тех пор, пока они не становятся меньше, чем люди, даже меньше, чем животные, пока они не превращаются в вид ужасающих существ, полностью принадлежащих голоду.
— Так избавьте же их от страданий! — с энтузиазмом возразила я. — Когда-то они были людьми. Когда-то они были чьими-то отцами или матерями, сыном или дочерью. Они были братьями и сёстрами, соседями, начальниками и служащими. У них была цель в жизни, у них было счастье и любовь. Вы унижаете их и уничтожаете их память! Их разум, может быть, и мёртв, но как насчёт их душ? Их сердца всё ещё бьются, их кровь всё ещё пульсирует. Как вы можете судить о чьей-то душе, когда он технически ещё жив?
Меня встретила тишина, тяжёлая и многозначительная. Произнося свою речь, я не сводила с Матиаса устрашающего взгляда, но пока его ярость накатывала волнами, я бросила быстрый взгляд на Кейна, желая оценить его реакцию. Я ожидала, что его гнев будет сродни гневу его отца, но вместо этого я обнаружила удивление и… нечто вроде восхищения.
— Ну, чёрт возьми, — наконец объявил Матиас, и его лицо расплылось в широкой улыбке. Однако его глаза всё ещё были ледяными и обвиняющими, когда он добродушно закончил: — Кажется, у нас есть свободный мыслитель.
— Матиас, — упрекнула его Линли.
— Кейн, ты счастливчик, сынок, — ласково улыбнулся ему Матиас. — Лучше покрепче держать её и сломить этот дух как можно быстрее.
Миллер фыркнул от смеха, впервые обозначив своё присутствие за столом. Вообще-то он выглядел удивлённым. Маленький ублюдок.
Я сидела в каком-то ошеломлённом недоверии к откровенному отказу Матиаса от иных мыслей и идей, но быстро набирала обороты. Я была подобна нарастающей буре гнева. Я чувствовала, как мои эмоции концентрируются и вспыхивают, пока я не увидела исключительно алый цвет и не почувствовала только гнев.
И тут случилось самое странное.
Кейн положил руку мне на плечо.
Мягкий, простой жест вырвал меня из чар и, в замешательстве повернувшись, я увидела, как он обращается к отцу.
— Меня не интересует сломленная женщина, отец. Мне нравится дух Риган. Меня тянет к её мужеству и дерзости. Она похожа на жизнь, которой не хватает в этом мёртвом мире, на борьбу, которая истощилась и заржавела. Этого я у неё никогда не отниму.
Большим пальцем он скользил взад и вперёд по моей лопатке, а его улыбка была тёплой и знакомой. Его серые глаза сияли, как серебро, а сильная, чисто выбритая челюсть расслабилась впервые за весь день. Он был самым странным человеком, которого я когда-либо встречала.
И после знакомства с Хендриксом это был подвиг, за который он должен был получить награду.
Я по-настоящему испытывала к нему сильное отвращение. Но в этот момент он, казалось, каким-то образом преодолел это. Да, я ненавидела Кейна. Но в эту самую минуту я не чувствовала к нему ненависти.
Но только в эту минуту.