Что касается природы любви, то автор согласен с точкой зрения неоплатоников{16}: это — свойство души. Истинная любовь может закончиться лишь со смертью,— это состояние духовного взаимодополнения, слияние душ. Да, действительно, толчком к пробуждению любви почти всегда является внешняя красота, но это происходит потому, что сама душа изначально предрасположена к совершенным формам. Но если под красивой оболочкой она не обнаружит соответствующего содержания, то чувство не разовьется дальше и не выйдет за рамки простого физического влечения.
Среди множества признаков влюбленности, которые оказались практически неподвластными времени, Ибн Хазм называет ссоры влюбленных. «Их страсти достигают такого накала,— пишет он,— что в обычных обстоятельствах даже для сдержанного и немстительного человека это могло бы иметь непоправимые последствия. Но когда ссорятся влюбленные, они быстро вновь становятся лучшими в мире друзьями — прекращаются раздоры и взаимные упреки, они снова улыбаются и шутят. Такая сцена может повториться несколько раз за короткий промежуток времени. Если вы стали свидетелями подобных отношений между двумя людьми, то можете быть уверены, что их связывает тайная любовь...»
Ибн Хазм посвящает целую главу влюбившимся с первого взгляда, но слабо верит в долговечность такого чувства. Для него это признак нетерпеливости, говорящий о непостоянстве и неустойчивости характера человека. «Так происходит всегда,— пишет он,— чем быстрее что-либо растет, тем скорее погибает». С другой стороны, существуют и те, чье чувство созревает лишь после частых разговоров и продолжительного знакомства. Любовь такого рода имеет наибольшие шансы выдержать испытание временем. «Не могу не изумляться, когда слышу, как кто-то уверяет меня, что влюбился с первого взгляда. Мне трудно ему поверить, и я считаю его любовь лишь вожделением».
Студенты двадцатого века, с которыми я беседовала в Сан-тьяго-де-Компостела, придерживались подобных взглядов.
Преодоление плотского желания и возникновение духовного союза и есть любовь. «Ошибка тех, кто считает, что любит двух разных людей одновременно, состоит в том, что они ощущают всего лишь физиологическую потребность; в этом случае любовь — не более чем метафора. Когда вы действительно полюбили, страсть овладевает вами до такой степени, что уже не оставляет вам энергии на удовлетворение иных духовных и мирских интересов. Отсюда очевидно, что у вас не остается никакой возможности посвятить себя второй любви». Другими словами, Дон Жуан может быть лишь пародией на влюбленного, как назвал его Тирсо{17} в своем Burlador de Seville[3]. Ибн Хазм познакомил нас с Дон Жуаном задолго до Тирсо, рассказав о визире Абу Амире, который был непостоянен в любовных связях. «Он рассказал мне, что быстро от всего уставал и когда чувствовал уверенность в победе над красавицей, его любовь оборачивалась апатией, а стремление обладать рабыней — желанием поскорее от нее избавиться, так что он продавал ее за бесценок».
Время от времени, однако, Ибн Хазм забывает о душе и посвящает множество страниц физической стороне любви и скабрезным анекдотам, виртуозно переходя от одного к другому. В главе о тех, кто влюбляется в то или иное физическое качество, он отмечает, что полюбил в молодости белокурую рабыню и с тех пор был уже не в состоянии увлечься брюнеткой. Блондинок предпочитали также и его отец, и халифы из семейства Банор Маэван, в котором с течением времени стали рождаться только голубоглазые блондины. Но и физический недостаток может вызвать любовь. Один из друзей Ибн Хазма влюбился в женщину с короткой шеей, и все последующие его избранницы также были короткошеими. (Это явление часто наблюдают и современные психологи.)
Что бы там ни думал Ибн Хазм о любви с первого взгляда, нет никаких сомнений, что внешний вид играл — и до сих пор играет — важную роль в зарождении любви, особенно в тех странах, где отношения между полами строго регламентированы.
Обычай современных андалусцев «строить глазки» уходит корнями в глубокое прошлое. Ибн Хазм описывает некоторые из основных знаков, подаваемых взглядом, в специальной главе, посвященной этой важной теме. Опускание век служит знаком согласия; долгий и пристальный взор указывает на страдание и отчаяние; подмигивание выражает радость, прикосновение к собственным векам — предостережение. Взгляд украдкой, искоса подразумевает вопрос. Прищуренный взгляд означает отказ. И язык этот неисчерпаем.