— Можете быть уверенным.— Пока Джон не вышел, Олаф не проронил ни слова.
Эйджи попыталась улыбнуться, но улыбка вышла слабой и неуверенной.
— Ничего себе денек, верно?
Он покосился на ее забрызганную кровью блузку, и по его скулам заходили желваки.
— Вы можете идти?
— Конечно, могу.— Она надеялась на это. Нотка раздражения, прозвучавшая в его вопросе, помогла ей сделать несколько шагов по комнате.— Простите, что я доставила вам неприятности. Вы не должны...
— Сделайте одолжение, помолчите, пожалуйста,— сказал он, взял ее под руку и вывел на улицу.
Она сделала одолжение и умолкла, хотя собиралась заявить, что глупо брать такси, чтобы доехать до ее дома, расположенного всего в нескольких кварталах отсюда. Действительно, лучше помолчать. И не только потому, что больно говорить. Она боялась, что ее голос начнет дрожать, а за ним и тело.
Через несколько минут она останется одна. Тогда она сможет дрожать и реветь сколько влезет. Но не при Олафе. И ни яри ком другом.
С преувеличенной осторожностью пьяного человека Эйджи вышла из такси и ступила на тротуар. Небольшой шок, догадалась она. Это пройдет. С этим она справится.
— Спасибо,— начала она.— Извините...
— Я помогу вам подняться наверх.
— Послушайте, я испортила вам утро. Совсем не нужно...
Но Олаф уже почти нес ее к двери.
— Я ведь просил вас помолчать...
Олаф открыл ее чемоданчик и принялся искать в нем ключи. Ярость сделала его пальцы неловкими. Откуда ей знать, как она бледна? Неужели она не понимает, что делается с ним, когда он слышит ее сиплый голос?
Он провел ее в двери, посадил в лифт и нажал на кнопку.
— Не понимаю, отчего вы беситесь,— прошептала она, слегка вздрагивая при попытке глотать. Да, конечно, вы потеряли два часа, но знаете, сколько я заплатила за этот костюм? И надевала я его только два раза...— Слезы наворачивались ей на глаза, и она изо всех сил сдерживала их, пока он вел ее через холл к квартире.— А жалованье у защитников совсем не роскошное.— Пока он открывал дверь, Эйджи терла друг о дружку ледяные руки.— Теперь мне придется целый месяц питаться одним йогуртом, чтобы позволить себе купить новый, даже на распродаже. А я его и не люблю, этот йогурт...
Пролилась первая слеза. Входя в комнату, она смахнула ее.
— Даже если бы его можно было отчистить, я все равно не смогла бы его надеть после того, как...— Она чувствовала себя вконец разбитой и держалась на ногах только героическим усилием воли. Господи, что она там лепечет о костюме? Может, она сошла с ума? — О'кей.— Оказывается, ей нужно дышать медленно и осторожно. Как только она начинала волноваться, в горле саднило.— Вы помогли мне подняться. Я вам признательна. А теперь уходите.
Он молча поставил чемоданчик и снял с нее пальто.
— Сядьте, Эйджи.
— Я не хочу сидеть.— Еще одна слеза. Слишком поздно пытаться удержать ее.— Я хочу остаться одна.— Ее голос сорвался, и она закрыла лицо руками.— О Боже, оставьте меня одну!
Он обнял ее, подвел к тахте и усадил к себе на колени. Девушку трясло, и он гладил ее по спине, ощущая, как ему на шею капают горячие слезы. В нем бушевали ярость и страх, но он старался остаться спокойным. Она свернулась в клубок и прижалась к нему, а он закрыл глаза и принялся бормотать бессмысленные слова, которыми всегда утешают маленьких.
Она горько плакала. Но это продолжалось недолго. Она сильно дрожала, но вскоре прошло и это. Она не пыталась вырваться. Но если бы она попробовала оттолкнуть Олафа, тот все равно не выпустил бы ее. Может, он и утешил ее. Но, держа ее в объятиях и ощущая, что она в безопасности, он и сам утешился.
— Черт побери.— Когда худшее осталось позади, она положила голову на его плечо.— Я ведь просила вас уйти.
— Забыли о своем обещании? Вы хотели провести день со мной.— На секунду у него напряглись мускулы, но он заставил себя расслабиться.— Вы жутко напугали меня.
— Я сама напугалась.
— Если бы я ушел, то вернулся бы в участок, добрался бы как-нибудь до этого сукина сына и разорвал его в клочья.
Сомневаться в реальности этой угрозы не приходилось.
— Раз так, уж лучше вам побыть здесь, пока это желание не ослабеет. Мне легче, честное слово,— сказала она, однако не торопилась выскользнуть из его объятий.— Просто у меня такая реакция на происшедшее.
А у него внутри не таяла глыба холодного бешенства. Это была его реакция на происшедшее, но до него дольше доходило.
— Эйджи, эта кровь, может, и его, но синяки ваши.
Нахмурившись, она осторожно потрогала шею.