— Дай я...— хрипло пробормотала она.
— Нет.— Одной рукой он обнял ее за талию, а другую опустил вниз и притронулся к горячему источнику.— Дай я...
Как он и предчувствовал, извержение вулкана чувств началось после первого же прикосновения. Ее тело содрогнулось от желания. Возбужденный до последней степени, он все же понял: нет, это еще не капитуляция. Она не сдается. Она лишь на подступах к последнему наслаждению. Он продолжал рукой ласкать ее бархатное лоно, просунул язык ей в губы и начал двигать им так же медленно и так же нежно, как двигались его пальцы.
Почему она думала, что желание — это что-то темное и опасное? И что - рассудительность, осторожность, неуверенность в себе — заставляли ее раньше отказываться от более рискованных наслаждений? Она не будет больше отказываться от них! Даже от самых рискованных! Она хочет от него всего и получит все! Эйджи обвила ногами бедра мужчины и приняла его в себя.
Впервые за вечер она услышала его тяжелое дыхание, увидела странно потемневшие глаза. Он задвигался в бешеном ритме, и она рванулась ему навстречу. Ее подхватил вихрь наслаждения и заставил позабыть обо всем на свете. Только безумно колотилось сердце...
Улыбаясь, Эйджи приподняла руку Олафа, отпустила, и та бессильно опустилась на ковер. Она повернулась, положила локти ему на грудь и принялась любоваться его телом. Если бы она знала его хуже, то наверняка решила бы, что он спит или потерял сознание. Он редко дышал, и глаза его были закрыты. Прошло еще немного времени, прежде чем он пошевелился.
— Знаешь, Стивенсон, ты похож на боксера, который выстоял десять раундов против чемпиона мира...
Он усмехнулся, но на это движение губ ушла вся его энергия.
— У тебя чертовски сильный удар, голубушка.
Для острастки она шлепнула его по плечу.
— Не зови меня „голубушка“! Хотя это твое единственное упущение. Во всем остальном ты был не так уж плох.
Он приоткрыл один глаз.
— Не так уж плох? Да я растопил тебя, как снежную бабу!
Похоже на правду, подумала она, но самолюбие не позволило в этом признаться.
— Надо сказать, у тебя есть свой стиль, грубоватый, но странно привлекательный.— Она провела кончиком пальца по его груди.— Я должна была овладеть тобой.— Тут он открыл второй глаз.— Но я не думала, что это произойдет сегодня.
— Ты? Мной?..
— Ну, в переносном смысле...
Он среагировал на это заявление быстро и непосредственно.
— Что, хочешь еще? Чемпион, говоришь? Она опустила ресницы.
— Когда-нибудь. Где-нибудь.
— Нет, здесь и сейчас!
Он опрокинул ее навзничь, и она засмеялась. Но Олаф задел ее больную щеку, и смех сменился болезненным стоном.
— Ой! — вскрикнула Эйджи. Он тут же отпрянул и выругался.
— Извини...
— Ничего, Олаф! — Она улыбнулась, пытаясь успокоить его.— Я просто кокетничаю.
Не обращая внимания на эти слова, он внимательно всмотрелся в ее скулу.
— Надо бы приложить лед. Кожа не повреждена, но...
Почувствовав, как напряглись его бицепсы, она решила пошутить, но только подлила масла в огонь.
— Слушай, я вообще из хулиганской семьи. Когда я дралась с братьями, мне доставалось и похлеще.
— Ну, пусть он только выйдет из тюрьмы!
— Хватит! — Она крепко схватила его за обе щеки.— Не говори то, в чем придется потом раскаиваться. Я все-таки работник суда.
— Я бы не раскаивался.— Он потянул ее за руку и заставил сесть рядом. Вокруг валялась ее одежда.— И не раскаиваюсь ни в чем, кроме грубоватого стиля.
Она досадливо вздохнула.
— Ты что, шуток не понимаешь?
— Только не прерывай меня, ладно? Ты налетаешь, как тайфун, и не даешь слова сказать! — Он отвел с ее лица волосы и крепко поцеловал.— Я не собирался оставаться. Во всяком случае, сегодня не собирался. Заниматься любовью после того, как тебя чуть не задушили...
— Я не...
Он остановил ее.
— Вполне достаточно. Эйджи, ты знаешь, что я давно хотел тебя, и у меня была не одна возможность овладеть тобой. Черт побери, я никогда не делал из этого секрета. Но тут мне стукнуло в голову, что ты расстроена, выбита из колеи, и я решил, что пользоваться этим нечестно...
Прежде чем она смогла ответить, прошла целая минута.
— Стивенсон, не выводи меня из себя. Это оскорбительно.
— Я только хотел сказать, что... Черт возьми, а что я хотел сказать? — пробормотал он, задумался, хлопнул себя по лбу и начал снова: — Да, насчет грубых манер! Наверно, надо было разложить эту дурацкую тахту, а не класть тебя на пол...