С утра низкие тучи повисли над самой землей, мелкие дождевые капли, подхваченные неравномерными порывами ветра, внезапно ударяли в лицо и словно стремились забраться в глаза. Сережа утерся влажным рукавом куртки и подумал, что на создание дождя, который так нужен колхозу в мае и совсем не нужен в сентябре, потребовалась бы, как утверждал учитель химии Николай Николаевич, энергия всех электростанций земного шара. Большими силами обладала природа. Огромными силами, которые пока не поддавались управлению.
Сережа стоял напротив Наташи у картофельного сортировального пункта. Того самого, о котором Володя Бондарчук говорил, что, когда только конструкторы очиняли карандаши, чтобы сделать первый эскиз, он уже устарел. Что он еще в зародыше был хромоногим. Что это механизация на уровне сохи, потому что для обслуживания этой машины нужно шесть человек.
Но Сереже очень нравился и этот сортировальный пункт, и эта работа — нужно было отбрасывать с полотна транспортера комья земли и битую картошку,— и Наташа, которая стояла против него в ладной голубой курточке с надвинутым на голову капюшоном и в перчатках, чтоб не портить рук, и даже этот то начинавшийся, то прекращавшийся дождь, и доносящееся издали тарахтение картофелеуборочного комбайна Володи Бондарчука, и тяжело груженные автомашины, которые везли от комбайна картошку.
Школьников сняли с уроков и послали помочь колхозу в уборке картофеля. На двух жердях у сортировального пункта был укреплен написанный на красной ткани лозунг: «Ребята, аврал!» Буквы расплылись от дождя.
К сортировальному пункту подъехала автомашина. За рулем сидел Олег. Он помахал ребятам рукой, и они стали грузить картошку в кузов. Олег, стоя на подножке, командовал:
— Легче, легче...
К Олегу, тяжело ступая, подошел бригадир Матвей Петрович, небритый, мрачный, в тяжелом брезентовом плаще и намокшей кепке.
— Ты сегодня еще сколько ездок сделаешь? — спросил он у Олега.
— Дорога плохая,— ответил Олег.— Да пока разгрузят. Ходки три, наверное.
— А четыре?
— Постараюсь.
— Постарайся. Мать как там? Здорова?
— Да так... Не очень.
— Быстро вы растете теперь. А умнеете медленно. Отец в твои годы уже самостоятельным был. Понимал, что каша не в горшке растет. Время было трудное, не то что теперь.
— А я что, не работаю?
— Да я не к тому... Все теперь, кто помоложе, туда, к Алле, прутся. Цветочки делать. И ты, говорили, собрался... Пиджак на тебе отцовский?
— Батин.
— Видел я недавно Федулова этого, из «Сельхозтехники»... Он в том автобусе был. Говорит, когда б не отвернул твой батя, никто б и костей не собрал. Человек был. Людей спас, а сам...— Матвей Петрович тяжело вздохнул.— Ну да ладно. Поезжай.
Гремел сортировальный пункт, Сережа не отводил взгляда с полотна транспортера и отбрасывал и отбрасывал попавшие на лоток комья земли и битую картошку, и боковым зрением он все время видел перед собой Наташу, ее серьезные и счастливые глаза, и казалось ему, мог бы он вот так всю жизнь стоять у этой машины и смотреть на Наташу.
«Если ты не уедешь,— думал Сережа. — Если ты останешься... Я люблю тебя. И всегда буду любить. И каждое утро, как только взойдет солнце, ты будешь знать, что я тебя люблю. И каждый вечер, когда солнце спустится за лес, ты тоже будешь знать, что я люблю тебя по-прежнему. И так будет всю жизнь. Целую жизнь».
Ему очень хотелось сказать все это Наташе. Но вместо этого он спросил:
— Поедешь со мной? Покататься. Бондарчук обещал дать свой багги завтра.
— Поедем,— ответила Наташа.
Багги Володи Бондарчука стоял рядом с сортировальным пунктом. Ничему так не завидовали мальчишки села Бульбы и всех окрестных сел, как этому багги Володи Бондарчука его собственной конструкции и собственного изготовления. Он соорудил его из остатков неведомо где добытого вдребезги разбитого «Москвича» и из остатков собственного мотоцикла.
И вот теперь у Володи Бондарчука был замечательный автомобиль, способный с одинаковой скоростью мчаться и по шоссе и по бездорожью. Подпрыгивая на двойных рессорах, багги летел по кочкам, перепрыгивал с ходу ямы, колдобины и канавы, преодолевал вброд речки. А коронный номер Бондарчука был такой: с разгона налететь на столб. Другая бы машина вдребезги. А багги отлетал от столба, как мячик. У него впереди вместо бампера торчало пятое запасное колесо.
Худощавый, болезненный на вид, Володя Бондарчук отличался большой любовью к спорту, незаурядной физической силой и железным здоровьем.
Он закончил десятилетку, два года отслужил в армии, в ракетных войсках, вернулся в колхоз и уже четвертый год руководил механизированным безнарядным звеном.