Переодевшись, Александр прошел в тюремный коридор и ключами, взятыми у надзирателя, открыл указанную им камеру. Но, едва лишь он вошел, на него набросились, и Александру пришлось приложить усилия, чтобы оттолкнуть от себя арестантов.
– Какого дьявола! – в негодовании воскликнул Александр.
– Ваше Высочество… – в один голос выдохнули Корф и Репнин.
– Это что же, и есть ваш ответный выстрел, господин Корф? – с иронией спросил цесаревич, одергивая форму. – Да и вы, Репнин, не лучше – так-то вы встречаете своего будущего государя? Надеюсь, вы откажетесь от своей дурной привычки набрасываться на цесаревича и более не намерены покушаться на мою жизнь?
– Так точно, – кивнул Корф.
– Простите, Ваше Высочество! – извиняющимся тоном сказал Репнин. – Я принял вас за другого.
– И чем же вам насолил обладатель этого мундира? – поинтересовался Александр, проходя в центр камеры.
Место оказалось не из приятных – темно и сыро. , – Он отнял у меня единственный предмет, соединявший меня с той, кого я оставил на воле – ее платочек, – признался Репнин.
– Я понимаю вас, – кивнул Александр и вдруг увидел – руки обоих заключенных связаны. – Что это?! Кто посмел?! Неужели император пал до подобной низости?! Это же против всех правил!
– Вы об этом? – Корф рассмеялся. – Нет-нет, император здесь ни при чем! Это пожелание того господина, чей мундир вам так к лицу. Когда он лишил Репнина последней радости – я говорю о его платочке для воздыхания, Михаил набросился на него. А я не мог оставить друга одного. И дабы мы впредь не могли совершать необдуманных поступков, для нас сделали исключение из правил. Спасибо, что хотя бы не стреножили.
– Какая низость! – вскричал Александр и предложил:
– Позвольте мне освободить вас.
– Не стоит подвергать вас излишнему риску, – покачал головой Репнин, – вы и так серьезно рисковали, приходя сюда.
– Вы попали в тюрьму по моей вине. И я посчитал своим долгом…
– В этом не было необходимости, – остановил его Корф. – И потом, еще не известно, чья вина сильнее.
– Я пришлю к вам своего доктора, – сказал Александр.
– Боюсь, что его к нам не допустят, – с сомнением сказал Репнин. – Наши прегрешения ужасны, а наказание здесь, как мы уже успели убедиться, следуют незамедлительно.
– Разве кого-нибудь недавно казнили?
– Да, – кивнул Корф. – Один несчастный старик поляк был расстрелян незадолго до вашего прихода.
– Отец ненавидит поляков. И поэтому моя любовь к Ольге для него – государственное преступление!
– Мужайтесь, Ваше Высочество, – поддержал его Репнин.
– Господа! – Александр встал. – Подозревая, что долее оставаться с вами опасно, я возвращаюсь во дворец.
И снова попытаюсь встретиться с императором. Я попробую переубедить его!
– Мы признательны вам за участие в нашей судьбе, – с благодарностью сказал Репнин.
– Довольно слов! Я должен действовать! Вашу руку, Репнин! Вашу здоровую руку, Корф! Забудем обиды!
Надеюсь вскоре увидеть вас при дворе.
– Даст Бог – увидимся… – проговорил Репнин.
– Даст Бог! Я не прощаюсь, – Александр еще раз бросил взгляд на друзей и вышел из камеры.
– Думаешь, ему удастся вытащить нас отсюда? – повернулся Репнин к Корфу.
– Сомневаюсь. Но попытка – не пытка…
Во дворце Александр не успел сделать и трех шагов, как был остановлен камер-фрейлиной императрицы. Государыня ждала его к себе для важного разговора. Не думая, что эта встреча займет у него много времени, Александр прошел вслед за фрейлиной в покои матушки и остолбенел при входе. У камина стояла Ольга – грустная и оттого, наверное, еще более прекрасная и желанная.
– Это сон? – бросился к ней Александр.
– Государыня отважилась устроить нам встречу, – тихим, почти безжизненным голосом сказала Ольга, уклоняясь от его объятий.
– Почему же ты так холодна? – недоумевал Александр.
– – Потому что иначе я не смогу найти в себе силы покинуть тебя.
– Но отчего? Мы ведь снова вместе!
– Лишь для того, чтобы попрощаться.
– Это свидание – ее подарок мне? – понял Александр и нахмурился. – А что взамен?
– Александр! Отныне моя жизнь не имеет ничего общего с твоей. Все против нас, и я не могу надеяться на счастье. Но ты… – Ольга старалась говорить убедительно и спокойно, – у тебя иное будущее. И ты сам это понимаешь. Я прошу тебя, верни себе расположение императора и прости его.
Чтобы и он мог простить тебя.
– К чему? Разве он любит меня?
– Любит и заботится о тебе.
– Но как же ты? Как же наши чувства?!
– Наша любовь останется с нами, в наших сердцах. Я хотела бы, чтобы вышло иначе. Но у меня нет другого выхода, кроме как расстаться с тобой.
Это мое решение. И, поверь, оно далось мне непросто.
– Ты оставляешь меня?
– Этого требует мой долг, долг вашей верноподданной, Ваше Высочество… – Ольга склонилась в глубоком реверансе.
– Я сделаю то, о чем ты просишь… – после долгой и напряженной паузы сказал Александр и отвернулся от нее. – Пожалуй, сударыня, мне лучше уйти.
– Я люблю тебя, – одними губами прошептала Ольга, но Александр уже не слышал ее – дверь за ним закрылась, как будто опустилась могильная плита.
Николай же тем временем ждал новостей из крепости. Наконец, адъютант доложил ему о том, что так ожидаемый им посетитель прибыл.
– Ваше Императорское Величество, к вам полковник Заморенов.
– Проси, – разрешил Николай.
– Ваше Величество! – в кабинет вошел седовласый старик с изможденным и серым от испытаний и возраста лицом.
– Полковник? – засомневался Николай. – Это действительно вы?
– Так лучше? – смеясь, спросил Заморенов, ловким движением снимая маску грима вместе с волосами.
Теперь он снова стал похож на себя – подтянутый, лысоватый, с жесткими холодными глазами и узкой черточкой губ.
– Намного, – кивнул Николай. – Ну что, помогла вам наша затея?
– Все вышло так, как мы и предполагали. Поручики Корф и Репнин приняли меня за приговоренного к смертной казни старика поляка. Я рассказал им страшную историю про глупца, вздумавшего потворствовать нелепой страсти наследника к «моей» дальней родственнице, фрейлине императрицы, и они прониклись к несчастному такой симпатией, что были откровенны во всем, рассказывая свою историю дуэли.
– Прекрасно! И каковым будет вердикт? Виновны ли они в заговоре против престола?
– Никак нет, Ваше Императорское Величество. Молодых людей волнует любовь, а не политика. И, надо сказать, я не без удовольствия провел время в их обществе.
– Стало быть, необходимости в казни нет?
– И даже в каторге, Ваше Величество…
– Советуете их отпустить?
– Уверен, они не представляют угрозы ни для государства, ни для Вашего Величества. Поручик Корф вместо того, чтобы стрелять в цесаревича, предпочел застрелиться сам. Разве это не доказывает его преданности российскому престолу?
– Вы так сильно прониклись уважением к этим господам? – Николай иронично приподнял брови – подобная сентиментальность была Заморенову несвойственна.
– Ваше Величество! Оба офицера на хорошем счету. Их родители…
– Мне известно, кто их родители.
Им стало бы стыдно, если бы они знали, что их дети участвовали в этой дуэли. В молодых людях отмечен дух бунтарства, и этого вполне достаточно, полковник, чтобы пока содержать их под стражей.
В дверь постучали, и следом в кабинет снова вошел адъютант.
– Ваше Величество, поручик Шубин просит разрешения сообщить господину Заморенову сведения по делу государственной важности.
– Пусть войдет.
– Разрешите доложить, – крепостной порученец выглядел запыхавшимся и заметно обеспокоенным.
Заморенов посмотрел на Николая.
– К чему такая спешка? – улыбнулся тот. – Рухнула Петропавловская крепость?
– Осмелюсь доложить, цесаревич обманом встретился с заключенными Корфом и Репниным. Но, по имеющимся у нас сведениям, во время их встречи произошел инцидент с рукоприкладством.