И документ этот, наверняка, барон хранил где-то в своих бумагах. А вот если бы ей удалось сей документ заполучить!.. Мария Алексеевна подивилась собственной находчивости и тут же начала наводить мосты к управляющему Корфовским поместьем – Карлу Модестовичу Шуллеру.
Тот, правда, поначалу принял ее интерес за обычный женский. Он и сам был до баб охочим и шустрым. А, главное, верил в свою мужскую неотразимость. Худощавый и рыжий он обладал магической силой воздействия на уездных дам, коих оседлывал не реже, чем хозяйских крепостных девок.
В женском вопросе Шуллер оказался всеяден, но, как выяснилось, столь же беспринципен он был и в выборе средств к существованию. Он беззастенчиво обкрадывал старого барона и равнодушно и легко согласился его продать, когда Долгорукая, по-свойски унизив его мужское достоинство, запросто объяснила истинную причину своего к нему интереса.
Оправившись от некоторого потрясения, Карл Модестович назвал свою цену. Бумагу, о которой говорила княгиня, он не раз видел в конторке барона и даже был свидетелем ее возвращения Корфу после уплаты долга Петру Михайловичу. Достать документ особого труда не представляло.
Корф – человек доверчивый и во многом наивный, надо только правильно выбрать время и достать расписку из конторки. Другое дело – деньги. Княгиня торговалась долго и со знанием дела, но и Шуллер не хотел уступать.
Он мечтал о собственном имении в родной Курляндии и в свою очередь шантажировал Марию Алексеевну тем, что сообщит, куда следует, о ее коварном замысле. Наконец, они сошлись на сумме, приемлемой для обоих заговорщиков.
И вот сейчас княгиня томилась в ожидании на глухой лесной дорожке, где ей назначил встречу соседский управляющий. Мария Алексеевна нервно постукивала холеными пальчиками по дверце кареты и с тревогой поглядывала в окно. Она была уверена – обманывать Шуллер не станет, деньги нужны ему, как воздух, но его ведь могли застать на месте преступления, и тогда – пиши пропало! А княгине так нравилось имение Корфов с его просторным и светлым домом, утопающим среди старых лип и дубов, с его знаменитым на всю округу театром, коего Корф был любитель, с его конным манежем для породистого молодняка…
Ей нравилось в имении Корфов все, кроме одного – его владельца.
Конечно, Марии Алексеевне приходила в голову мысль о том, что все это могло стать Лизанькиным и после замужества с Владимиром, но зачем продавать дочь за имение, когда его можно получить и так – в уплату долга.
Хотя и несуществующего, но… А пусть кто-нибудь попробует это доказать!
Едва расписка окажется у нее в руках, Корфу не останется ничего другого, кроме как подчинится. А не захочет по доброй воле – уйдет по суду. Благо, что предводитель уездного дворянства Забалуев к ней благоволит, да и судья всегда на княгиню посматривает с таким вожделением и аппетитом, что Мария Алексеевна, даже будучи характера твердого, иной раз побаивалась столь очевидной плотоядности в его взгляде.
Наконец-то!.. Мария Алексеевна перевела дух – на тропинку из чащи вышел Шуллер. Карл Модестович приближался с опаской, не торопясь, и с усердием прижимал к груди левую руку. Не примял бы и, еще чего доброго, не промочил – мелькнула мысль у Марии Алексеевны, справедливо заподозрившей, что заветный документ управляющий спрятал на груди, под камзолом. Так оно и оказалось. Подойдя к карете, Шуллер достал из внутреннего кармана и протянул княгине свернутую рулоном бумагу. Мария Алексеевна документ взяла и осторожно развернула – она!
– Дмитрий, – княгиня кивнула кучеру, – отдай господину управляющему, что обещано.
Кучер, доверенный порученец княгини, достал из ящика, упрятанного в козлах, небольшую шкатулку и принес ее Шуллеру. Тот, взяв шкатулку, поднял крышку и быстро пересчитал пачки с ассигнациями.
– Еще сто… Еще двести… Еще триста… – Карл Модестович оторвался от счета и с обидой посмотрел на княгиню. – Но здесь не все, здесь только половина!
– Конечно, половина… – ничуть не смутилась Долгорукая. – Остальное получишь, когда имение Корфа станет моим. Официально по бумагам.
– Но мы так не договаривались! – растерялся управляющий. – Я выполнил свои обязательства… Выполнил?
Я требую всю сумму!
– Трогай, Дмитрий… – велела княгиня и еще раз, тоном, не допускающим никаких возражений, сказала Шулеру:
– Остальное – потом.
– Н-но! Пошли, родимые! – кучер взнуздал лошадок, и карета плавно тронулась с места, оставив управляющего на дороге – раздосадованного и злого.
Он не мог уже видеть на лице Долгорукой улыбки – довольной, но все же осторожной. Получить документ – это только начало игры, до успеха еще далеко. И Мария Алексеевна прекрасно понимала это. Она была уверена – просто так Корф не сдастся, и ей оставалось уповать на то, что в дело не успеет вмешаться сын барона. Владимир известен своей горячностью и недобрым нравом.
Карета неожиданно остановилась, и Мария Алексеевна вздрогнула – неужели Шуллер все-таки устроил ей ловушку, и ее возьмут с поличным? Княгиня засуетилась прятать расписку в расшитый золотой нитью дамский кошель и почувствовала, как у нее внутри все похолодело. В этот момент дверь кареты открылась, и перед Долгорукой, склонившись в уважительном поклоне, появился Андрей Платонович Забалуев.
– Уфф!.. – выдохнула Мария Алексеевна. – Напугали!
– Смею вас уверить, что разбойники в нашем лесу уже давно не водятся, разве что цыгане, – приторно улыбнулся Забалуев. – А я всего лишь скромный ваш поклонник. Увидел знакомую карету, княгиня, и не выдержал – решил поприветствовать.
– Буду рада, если вы составите мне компанию, – ответно растаяла Долгорукая. – Милости прошу, Андрей Платонович. Я недавно о вас думала.
– Вы мне льстите, княгиня, – довольным тоном сказал Забалуев, садясь в карету напротив нее. – Такая привлекательная женщина – и думает обо мне!
– Да, полно, полно Андрей Платонович, – отмахнулась она от ею елейных слов. – Мне не до комплиментов сейчас. Мои мысли заняты делами прозаическими. Барон Корф должен представить доказательства об уплате долга моему покойному мужу. Да все никак не представит.
– В противном случае вам обязательно должны возместить убытки, – Забалуев с интересом посмотрел на княгиню.
– Конечно, нелегко будет заставить Корфа признать это, – грустно посетовала Мария Алексеевна.
– Еще бы, дело непростое, – деловито кивнул Забалуев. – И вам нужна помощь… Вот если бы ваша очаровательная дочь Елизавета Петровна была бы замужем за человеком, облеченным властью, я думаю, это дело решилось бы в несколько недель.
– В несколько недель? – у Долгорукой алчно загорелись глаза.
– Да, и я даже знаю такого уважаемого человека. Он составил бы отличную партию для вашей весьма привлекательной дочери. Скажу сразу… – Забалуев выдержал паузу и самодовольно развалился на сиденье. – Он не красавец и не юнец, но молод душой и телом. Происхождения благородного, хотя и не княжеских кровей, но весьма и весьма надежен.
– О, моей дочери очень бы повезло, если бы она вышла замуж за такого человека, – понимающе промолвила сообразительная Долгорукая.
– А я думаю, ему бы повезло не меньше – иметь в женах такую красавицу, как Елизавета Петровна!..
Княгиня кивнула – Забалуев расцвел. Он восхищался этой женщиной – 6х, умна, ох, хитра, а богата! Да, впрочем, и сам Забалуев не простачок. Он прекрасно понимал, что Долгорукая затевает сомнительное дельце, но его собственный авторитет в уезде и состояние тоже не из родника налиты. Вот уже много лет он официально был вдов и бездетен, а амбиций и потребностей – на миллион. К Лизе Долгорукой он давненько присматривался – мила, Простодушна да еще с приданым.
Требовался лишь повод – и вот удача! Княгиня сама подсказала его.
Они поняли друг друга с полуслова – два интригана. И за дорогу успели договориться обо всем. Княгиня была в прекрасном расположении духа, но вдруг на повороте к усадьбе, случайно бросив взгляд за окно, она заметила знакомую фигуру. По лесной тропинке быстрым шагом удалялась от имения Сычиха, местная сумасшедшая – то ли гадалка, то ли повитуха, одним словом – колдунья! Княгиня даже задохнулась от негодования – негодные девчонки пустили на двор эту проклятую, эту еретичку! Ходили слухи, что когда-то Сычиха была монахиней – она ходила с коротко остриженными волосами. Но так же стригли и каторжанок! Мария Алексеевна уверяла всех, что Сычиха – разбойница, а не знахарка. Она называла ее убийцей и ведьмой. И кто-то посмел привести эту чернавку в ее дом?!