– Я никогда вас не оставлю, – Анна прижалась щекой к руке старого барона, и он почувствовал, как слеза солено ущипнула кожу.
– Добрая ты моя, – ласково сказал Корф.
За дверью послышались голоса.
– Барин, – в дверь просунулась рыжеватая голова Полины, – прошу прощения, но к вам пришли! Говорят, по срочному делу.
– Но Ивану Ивановичу плохо! – Анна поднялась и направилась к двери.
В ту же минуту в комнату вошел Андрей Долгорукий.
– Андрей Петрович? Извините нас, но барон болен.
– Иван Иванович, Анна, – с порога поклонился Долгорукий. – Простите мое вторжение. Я бы никогда не явился к вам столь бесцеремонно… Но я привез из Петербурга новость, и, хоть она не самая хорошая, я поклялся и должен исполнить свое обещание.
– И ваша новость не может подождать?
– Нет, нет, Аннушка, – барон жестом подозвал Долгорукого к себе. – Раз уж Андрей спешил из Петербурга, я хочу выслушать его.
Долгорукий приблизился к барону и достал из внутреннего кармана плаща продолговатый кожаный футляр. Барон узнал его – в нем Владимир хранил свои боевые награды.
– Я обещал передать вам…
– Я знаю, что это, – кивнул барон. – Но, объясните, каким образом награды моего сына оказались у вас?
– Мне очень жаль, Иван Иванович, но Владимир арестован.
– Этого не может быть! – воскликнула Анна. – Это какая-то глупая ошибка!
– Увы, сударыня… – Долгорукий выдержал паузу, заметив, как побелело лицо барона. – Он дрался на дуэли. К счастью, никто не пострадал.
– Тогда почему он в тюрьме? – спросил барон.
– Он имел неосторожность вызвать на дуэль престолонаследника Александра.
– Что?! – с тихим криком приподнялся барон. – Он в своем уме?! Вызвать наследника на дуэль! Какая вопиющая, чудовищная глупость!..
– Дядюшка, я вас умоляю! Вам нельзя волноваться…
– Видите ли, поначалу он его просто не узнал. Дело было на маскараде…
– Не пытайся его оправдать, Андрей! – в голосе барона послышались нотки праведного гнева. – Он заслуживает тюрьмы!
– Иван Иванович! – попыталась смягчить его Анна. – Вы очень влиятельный человек, вас уважают при дворе. Чуть поправитесь – сразу же поедете в Петербург! Попросите аудиенции у Его Величества и уговорите его, чтобы он освободил Владимира!
– Да разве император прислушается ко мне, ведь речь идет о наследнике престола!
– Вы были соратником его брата.
Неужели память об этом не смягчит его сердце?
– Аннушка, – барон снова откинулся на подушку. – Проводи Андрея.
Я хочу подумать – слишком многое случилось сегодня…
Долгорукий еще раз поклонился барону и вместе с Анной вышел в коридор. До крыльца они разговаривали, не замечая, что за ними следит Полина и запоминает каждое, сказанное ими слово.
– Я вынужден проститься с вами.
И не корите, что принес дурные вести – я не знаю, что ожидает Владимира, но уверен – отец имел право знать его судьбу.
– Не вините себя Андрей Петрович. Я рада, что барон узнал об этом именно от вас. Гораздо хуже, когда такие новости приносит чужой человек.
– Слава Богу, что Иван Иванович не останется наедине с печальными известиями. Ему очень повезло с воспитанницей. К слову, я слышал ваше выступление на том балу. У вас потрясающий талант! Помню, один мой друг был просто сражен вами.
– И кто же ваш друг?
– Князь Михаил Репнин…
– Вы, наверное, ошибаетесь, я не могла понравиться князю Репнину.
У него уже есть дама сердца.
– У Михаила? Почему вы так думаете?
– Он хотел написать мне, но так и не сделал этого.
– Михаил не может вам написать.
Его арестовали вместе с Владимиром.
Он был секундантом цесаревича…
– Нет!
– Увы! Сожалею, что расстроил вас.
Прощайте, Анна. И будьте счастливы.
Долгорукий поцеловал Анне руку, которая повисла безжизненно и безвольно, и вскочил в седло. Анна проводила его невидящим взглядом…
А тем временем Полина, воспользовавшись, что Анна вышла провожать Долгорукого, вернулась в комнату барона.
– Что ты здесь делаешь? – сурово спросил ее Корф.
– Зашла спросить, не надо ли чего? – Полина сделала вид, что проверяет лекарства на ночном столике. – Ой, кажется, это награды Владимира Ивановича? Он такой герой! Не случилось ли чего?
– Случилось. И раз уж ты здесь, помоги мне одеться. Я еду в Петербург.
– Но вы больны!
– Я должен ехать!
– Не надо вам ехать, Иван Иванович, – принялась уговаривать его Полина. – Вы человек немолодой, не очень здоровый. Ни к чему вам сейчас лишнее волнение. Увидите Владимира Иваныча в тюрьме, в кандалах, как какого-нибудь преступника – даже подумать страшно! А уж охранники в тюрьмах – вообще дьявольское отродье! Деньги воруют почем зря, да и над заключенными, говорят, измываются – дрожь берет. Мало кто такое пережить может. Большинство с ума сходит. А потом их на каторгу ссылают да вшами и личинками погаными кормят. До старости, говорят, немногие доживают… Что это вы, барин, никак опять сердце?
– Дышать не могу.. – захрипел барон. – Сердце… Лекарство! Дай мне лекарство!..
Глава 8
Неравный брак
– Ой, ой, ой, Андрей Платонович, счастлива видеть! Я так готовилась к вашему визиту! Как вы находите мое новое платье? – спрашивала Лиза намеренно тонким и писклявым голоском, озвучивая свою любимую фарфоровую куклу Машу, которую по случаю «ее предстоящей свадьбы» нарядили в лучшее платье.
– Чудесно, чудесно! – восторженно басила по-стариковски Татьяна, играя тряпичным Петрушкой-уродцем, который, по замыслу обоих восседавших на кровати кукловодов исполнял роль Забалуева.
– Чудесно то, что вы к нам пожаловали! – кукольная Маша размахивала руками и прыгала на шелковом покрывале от радости. – Я всю ночь мечтала вновь увидеть блеск ваших глаз!
– А что если он скажет: «Здравствуйте, Елизавета Петровна, позвольте вашу щечку!» – Петрушка игриво склонил носатую голову в красном колпаке.
– Целуйте, Андрей Платонович!
Целуйте крепче! – Маша обеими ручками схватила Петрушку за горло и сжала его в неумеренном порыве.
– А вас не стошнит, Лизавета Петровна? – прохрипел Петрушка, отчаянно вертя задом и пытаясь вырваться из цепких объятий дорогой невестушки.
– Еще как стошнит! Но победа не дается без жертв! – Маша весело захлопала в растопыренные ладошки. Голова Петрушки поникла, нос провалился до талии. И вдруг кукла заговорила уже другим, нормальным, Лизиным голосом. – Скоро приедет Владимир и спасет меня от этого кошмара. А пока буду притворяться страстно влюбленной.
– А я бы не смогла притворяться, – в тон ей ответила враз посерьезневшая Татьяна. – Побоялась бы.
– Я боюсь только одного – вдруг Соня не выдержит и расскажет маменьке про мое письмо Ивану Ивановичу!
– Соня любит тебя!
– Соня еще маленькая, она и маму любит, я же вижу, как она разрывается на части! – горестно вздохнула Лиза и вдруг, лукаво посмотрев на Татьяну, добавила:
– А знаешь, Забалуев ночью кладет в стакан с коньяком вставную челюсть!
– А куда же он на ночь кладет свою ногу? – поддержала игру Татьяна.
– А ногу… – задумалась Лиза.
– А ногу он кладет в чан с квашеной капустой, – с самым серьезным видом сообщила Татьяна. – Чтобы не скрипела!
– Что здесь за веселье?! – прервала их Долгорукая, по обыкновению широким жестом распахнув дверь в комнату дочери, и в просвет ловко прошмыгнула юркая Соня. – Довольно вам бездельничать! У тебя, Татьяна, что – дел мало? Ступай на двор или по дому посмотри, что запустила.
А ты, Лизушка, – хватит лясы точить, садись вышивать наволочки для свадебного белья. Сундук с приданым стоит, а в нем только твои наряды.
И не ленись – надеюсь, это отвлечет тебя, чтобы мысли крамольные про Владимира Корфа в голову не лезли!
Да старайся так, чтобы Андрей Платонович оценил, какая ты у меня мастерица. И ведь полдня прошло, а ты еще ни одного стежка не сделала!