Новый цикл из Ленинграда разочаровал меня. Даже альбом «Каменные магистрали» выглядит сложной и честной работой по сравнению с этой пустячной штукой. Композиция «Опять я надеваю свитер свой» отлично смотрелась в отрыве от остальных тем. Но теперь даже она теряется среди обоймы штампов. Поэзия рюкзаков и палаток настолько зашла в тупик, что не дает даже частицы прежних впечатлений. Даже в чисто поэтическом отношении эти вещи слабее всех предыдущих.
Самое главное — автор успокоился. Он сидит уже несколько лет на одной теме и не может даже внутри самой этой темы дать что-то новое. Он перестал бунтовать. Трудно ожидать чего-то от человека, который погряз в своем мирке, в то время как поезд нашей поэзии ушел очень далеко. Флойд Беннетт, ознакомившись с этим циклом, просто пожал плечами. (Алан Томас Бейкер)
Вчера получил сразу четыре письма — большой праздник для меня. Самое важное из них — от моего лучшего друга в Находке Сереги Андрианова. Прошлой осенью он ушел в затяжной рейс в Европу. Письмо пришло из Вентспилса, где их «Нижневартовск» встал под разгрузку. Они пришли из Голландии: тридцать ковров и неограниченное число штанов. Старая история. Она также бесконечна, как их рейс вокруг света…
Самое интересное, что Серега осуществил свою давнюю мечту — побывать в Ливерпуле, у дома номер восемь по Мэтью-стрит, где «Beatles» играли в клубе «Пещера» перед началом своего триумфа. Шестого декабря он стоял на этом самом месте. Расспрашивал молодых англичан. Оказывается, они даже не знают, что такой клуб вообще существовал в природе и что там играли какие-то «Beatles». Что за чудо?
Вера прислала забавное письмо, и там ее оценка молодой четы из Ленинграда. Я смеялся часа два. Вот, послушай: «Лена — заколдованное Бобром существо, ловящее каждое его слово, жадно смотрящее в его глаза. Очень проста, невинна, доверчива. Я свободно показывала свой вредный характер, но в ответ только улыбка ангела…»
Оксана пишет очень тяжелые письма. Она любит меня, а я ее — нет. В этом суть и, кажется, причина всех наших разногласий. Мы до сих пор не можем разобраться в своих отношениях. Мы были вместе совсем недолго. Все невысказанное ушло в письма. Но нам не хватает друг друга, иначе эта переписка уже давно бы прекратилась. Такой женщины мне больше не встретить в жизни. Но для меня она недоступна: муж и сын.
А корреспондент Вовик прислал тоскливое письмо о своей серой жизни в Москве. Он там загнил. Нужно как-то возбудить его остывшую кровь…
На двадцать третье февраля у нас был кросс. Я сдох. В полном смысле этого слова — белая пена изо рта, горящее лицо и окаменевшие ноги. До сих пор меня колотит мелкой дрожью. Однако были варианты и похуже. Один матрос потерял сознание на финишном отрезке. Женский праздник встретил в кочегарке. Был в наряде. Таскал уголь и вывозил золу…
Я сейчас вспоминаю один из дней прошлого лета, когда все наше пароходство, кажется, в связи с Днем рыбака, ездило за город. Нас с Иркой пригласил Серега Андрианов. Набрали пива, водки и поехали на автобусах. Там было отличное место — таежная речка, мощные лесные заросли… шашлыки, пьяные рожи моряков, очень много водки и т. д. Мы там немного «отдохнули»: лично я напился, как свинья, и совершенно забыл, идиот, что рядом со мной будущая мать, которая на фоне массовой попойки чувствует себя очень одиноко… В это время ее беременность приобрела отчетливый характер, и она не имела права выпить даже рюмки. Я тогда не смог понять ее (естественно) — был скотски занят только собой. Бедная Ирка… Так вот: Серега где-то раздобыл лошадь и катался на ней среди пьяной толпы. Это было необычно, во всяком случае для меня. Ирка пристала к нему с просьбой прокатиться. Серега все знал и, естественно, отказал ей. Ирка взорвалась…
Это был всего лишь слабый симптом того шторма, который разразился спустя два месяца. В итоге после смерти ребенка она уехала из Находки, а я ушел в армию. Почему я написал тебе об этом? Это одна из составных частей моей службы — возможность поразмышлять о прежних ошибках и потерях. Быть может, нужно думать о том, что будут новые женщины, новые попытки. Но я не могу.
Сейчас как раз такое время, когда ничего не хочется делать. На дворе настоящая весна. Ледяной панцирь залива начинает оттаивать. Зелени еще нет, но дней через десять-пятнадцать, видимо, начнет пробивать.
Алан Томас Бейкер полностью заброшен. Нет ни свежих идей, ни новых тем. Есть материал листов на шесть- восемь. Видна, в основном, одна мысль — глубокая ностальгия по старым друзьям, старым временам. Тема древняя, как мир…