Поздно вечером у нас рядом с домом таджики кого-то избивали. Остановились несколько машин. Потом подъехала милиция, и все разошлись.
Утром уволился с работы. Сказал, что уезжаю в Россию.
Итоги погромов: восемнадцать трупов, двести раненых. «Время» передало о внеочередном пленуме ЦК КП Таджикистана. Махкамову выражено доверие. Галя была на работе — начинается эмиграция. Мы решили ждать до июля — если не начнется священная война или эвакуация европейцев.
9. Рай на зыбких песках
Привет из Алтайского края… Большое спасибо за твое послание. Очень приятно было просто взглянуть на твой почерк, не говоря уже о содержании. Книгу прочитал, но не смог вникнуть по-настоящему. Нет ни времени, ни сил. Сейчас меня больше тянет на легкое чтение, почти детское…
Все мои мысли направлены на то, как выжить и т. д. Интенсивность, с какой приходится работать, не идет ни в какое сравнение с прошлыми моими делами. Я смертельно устал. Уже год работаю без выходных. Меня тошнит от киосков, ларьков, цен, оптовых закупок… Плюс ежедневный риск. Хочется просто исчезнуть куда-нибудь…
Высылаю тебе рисунки, которые сделала Таня:
Рисунок 1: Папа с гантелью. Справа мороженое и шашлык. В левом нижнем углу поезд, на котором Таня поедет в Таджикистан. В правом — девочки, которые будут встречать Таню.
Рисунок 2: Телевизор. Правее мама и сама Таня. Ниже наш кот Серый.
Установить с нами связь по телефону невозможно, потому как телефон сейчас регулярно отключают за неуплату. И, потом, я не люблю говорить по телефону. Не тот уровень…
Идет самая настоящая борьба за выживание. Я вынужден отдать за долги машину и в самое ближайшее время — второй магазин, в котором торговали Лесковы. После этого можно будет вздохнуть свободнее и появится свет в конце тоннеля…
Сейчас я вспоминаю жизнь Бальзака — когда он спасался от кредиторов. Есть нечто похожее и в моей нынешней ситуации. Кредиторы буквально душат меня, и мне приходится проявлять чудеса изворотливости, чтобы их задобрить…
Галя ограбила свою семью, и это действительно правда. А я так и не простил ей этого. Первое время я страшно бесился и психовал, но теперь успокоился. Нет никакого смысла уничтожать самого себя. И если предположить, что Бог наказал Галю за «бездумно прожитые годы», то это наказание уже превысило все мыслимые и немыслимые размеры. Видя, как она страдает, я уже не могу и не имею никакого права требовать чего-то большего. Видимо, в какой-то момент нашей жизни я отдал ей бразды правления, тем самым сняв с себя всякую ответственность. Но теперь мне самому и приходится расплачиваться за это. Я на своей шкуре почувствовал, что значит отвечать за свои дела. Это страшно тяжело для меня, хотя только теперь приходит осознание банальной истины, что жить нужно по средствам.
Ты пишешь о тотальной нищете, в которой пребываешь долгие годы, и о том, что тебе, возможно, придется «предать мечту». Боюсь, что ты опоздал лет на пять. Нужно было бросать архитектуру именно тогда, когда появилась возможность «делать» деньги. И, на мой взгляд, в Питере у тебя были неплохие возможности для старта. Я сужу по Алтайскому краю и нашему бизнесу. За это время нам удалось занять небольшую территорию в мелкой розничной торговле, приобрести кое-какие связи и кое-чему научиться. Именно все это и позволяет нам сейчас держаться на плаву, зарабатывать и даже думать о том, что через некоторое время мы сможем выйти на более высокий уровень. А люди, которые сейчас пытаются открыть свое дело, — им во много раз сложнее, чем нам. Сферы деятельности почти поделены, и пробиться в какую-либо из областей практически невозможно.
Тебе, конечно, во много раз сложнее бросать то, на что ты потратил годы жизни. Но, думаю, лучше поздно, чем никогда. И если ты радикально не изменишь свою жизнь, то и дети твои тоже будут жертвами этой «тотальной нищеты». Я лично по горло сыт нищетой и именно поэтому сейчас работаю для того, чтобы мой ребенок не узнал, что же это такое…
Галя умерла четырнадцатого сентября. Это было очень страшно. Я ушел в магазин минут на двадцать, а когда вернулся, она уже лежала на полу без сознания. Все было залито кровью. Она уже умирала, но я еще этого не осознавал. Мне удалось поднять ее на кровать и сделать укол омнопона. Потом она начала бредить, и это было самое ужасное. Она звала меня и просила вызвать скорую. Последние слова были: «Я умру». После этого она жила еще минут пятнадцать. Дыхание постепенно затихало, и момент перехода «отсюда» в мир иной я так и не уловил. Я поставил ей две ампулы кофеина и делал искусственное дыхание, но это было бесполезно. В какой-то мере я был готов к такому исходу, но не догадывался, что это будет так тяжело и больно…