— Кто ты такой?! — визгливо завопил старикашка.
На дурацкий вопрос я отвечать не стал, поскольку именно этот момент выбрала тварь для того, чтобы спикировать. Я вовремя упал лицом в пол и распластался, так что отделался царапинами на спине. Перевернулся на спину, выхватывая из рукава метательный нож… и упёрся взглядом в искажённое гневом лицо нависшего надо мной архимага. Старикашка уже занёс руку, в которой разгорался огненный шар.
— Ты хотел обесчестить мою сестру, — выпалил я несусветную глупость, лишь бы огорошить его на пару секунд, пока уберусь с траектории полёта файербола и достану нож.
Уловка, при всём её идиотизме, сработала. Старикан выпучил глаза от удивления и замешкался, а я успел перекатиться в сторону, так что огненный шар только испортил мозаичный узор на полу. Но вот наполовину вытащенный нож при этом маневре выпал у меня из рукава и отлетел в сторону. Ничего, у меня и второй рукав не пустой.
Я обернулся к разъярённому архимагу, уже приготовившему второй заряд волшебного огня по мою душу. Увернуться я явно не успевал. Неужто Фортуне надоело надо мной измываться, и эта ветреная барышня решила обратить свой лукавый взор на другого бедолагу? Но нет. Старик внезапно издал какой-то булькающий звук, закатил глаза и осел на пол. Огненный шар отлетел в сторону и врезался в стену. Вновь взглянув на архимага, я понял и причину его падения. С проломленной черепушкой особо не поколдуешь.
Я медленно поднял взгляд, внимательно оглядев прелести красавицы, яростной Немезидой застывшей над телом поверженного архимага со скипетром с окровавленным набалдашником в руке. Взгляд мой невольно задержался на её обнажённой груди, не прикрываемой разорванным прозрачным платьицем — всё ж добрался старикашка своими грязными ручонками до её тела.
— Долго пялиться будешь? — осведомилась она.
— Я не пялюсь, а любуюсь, — поправил я. — Ничего не мог с собой поделать.
Я развёл руками, спокойно встретив её разгневанный взгляд. Не всем женщинам к лицу ярость, но ей — определённо да. Впрочем, в ином настроении при встречах со мной она бывала редко.
— Сестра, значит? — язвительным тоном вопросила она.
— Если б я назвал тебя возлюбленной, у него рука бы не дрогнула, — хмыкнул я.
— Запомни раз и навсегда — я тебе не возлюбленная и никогда ей не буду.
От ответа меня избавил хриплый клёкот летучей твари. Девушка быстро обернулась и, нацелив на стража скипетр, испепелила его молнией.
— И какие демоны тебя сюда занесли? — поинтересовалась она.
— Твой ревнивый дворцовый фокусник прислал, радея о твоей девичьей чести, — огрызнулся я. — Побоялся, что даже старый хрыч превзойдёт его в постельных достижениях.
— Дурак ты, — спокойно произнесла она. — Пошёл вон.
— Ох, простите, сударыня, что я ещё дышу, — отвесив ироничный поклон, отозвался я. — Конечно, как смеет презренный человечишка вроде меня сомневаться в мужской силе великих магов.
— Если ты такого обо мне мнения, то чего привязался?
— Мнения? А что, есть сомнения? Да весь город знает…
— Так иди и слушай, чего там ещё наговорят, раз все городские сплетни принимаешь за факты. Ты мне и так чуть всё дело не испортил, а уж оскорбления терпеть я не намерена вовсе. И этого сопляка-девственника, твоего нанимателя, в порошок сотру. Ишь, губы раскатал, ещё подсылает всяких…
Я оторопел.
— Либо я полный идиот, либо…
— Ты полный идиот, даже не сомневайся.
— То есть, придворным хлыщом ты крутила, как хотела, но к себе не подпускала? И со стариканом…
— Добралась бы до скипетра и прости-прощай, — фыркнула она. — А ты можешь думать что хочешь, мне плевать. Пошёл вон, сказала!
— Я летать не умею, — сообщил я, оценив высоту до балки и отсутствие подручных средств, чтобы на неё забраться.
Чародейка задумалась, угрожающе нацелив на меня скипетр. Я не шевельнулся. Я бы и рад сгореть на месте в расплату за всё то, что про неё думал. Хотя нельзя сказать, что её мнение обо мне из-за этого ухудшилось — и так было хуже некуда. А вот её изворотливость меня впечатлила — хотя это и не увеличило степени моего восхищения ею, ибо тоже дальше некуда.
Я любил бы её несмотря ни на что, не имеет значения, что бы она ни делала, как бы ни поступала, какими бы средствами ни добивалась своих целей. Это всё абсолютно неважно, я тоже далеко не образчик добродетели. А любят не за что-то, а вопреки всему. Для любви не нужны какие-то причины, и дело тут вовсе не в физическом влечении, хотя и без него не обходится. Любовь — это нечто сверх обычного понимания и объяснений, её не выразить в полной мере словами или действиями. Любовь просто возникает и становится единственным смыслом жизни, когда просто быть рядом с любимой — уже счастье, а видеть, как она улыбается тебе — неземное блаженство. А когда любовь безответна, то и жизнь теряет смысл.