— Конечно, я сожалею о нем.
— Ты могла бы сказать об этом мужу, — предложила Пэм.
— Теперь уже нет смысла, — возражала девушка. — Слишком поздно, ты и сама должна понимать.
— Тебе подобные мысли когда-нибудь раньше приходили в голову?
— Да. Я даже подумывала рассказать ему о своем знании греческого, но к тому времени ему уже названивала Оливия, и я решила, что не интересую его, — объяснила Антония. — Поэтому и не захотела выглядеть идиоткой. — Она взяла нож и вилку. — Давай приступим к еде и забудем об этом.
В кафе было включено радио, и из динамика раздавалась мелодия бузуки. Туристы в ярких нарядах прогуливались по берегу, глядя на два грациозных круизных лайнера, стоявшие на якоре неподалеку. Корабли доставили своих пассажиров в город Родос, чтобы те могли несколько часов побродить по его узким улочкам, прежде чем отплыть к другим островам.
— Я все еще не могу поверить в то, что Дарос способен поступить с тобой бесчестно, — заявила сестра через некоторое время. И тем не менее в ее голосе слышалось сомнение, сомнение и разочарование. — Начала ты свою семейную жизнь просто ужасно, — пожурила она Антонию после очередной паузы. — Требовать деньги! Он, наверное, считает тебя самой жадной женщиной на свете. Почему бы тебе не объяснить ему, что ты сделала с пятью тысячами?
Тони подняла голову. На ее лице была написана обреченность, и Пэм заметила лихорадочный блеск в глазах девушки.
— Я тоже думала об этом, но у Дароса сложилось жуткое мнение обо мне. Он просто не поверил бы, что я могла выпустить из рук деньги. А теперь, — закончила она горестно, — уже слишком поздно. Даже если муж мне и поверит, наши отношения не изменятся. Да и как бы они могли перемениться, если он вернулся к Оливии?
— Вернулся?
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Пэм казалась расстроенной так же сильно, как и она сама. Тони постаралась изобразить жизнерадостность, сказав, что, вероятно, когда-нибудь Дарос заскучает и бросит Оливию. — Тогда мы, может быть, будем счастливы вместе, — закончила девушка на светлой ноте.
— Да, думаю, он когда-нибудь бросит ее, — согласилась сестра. — Я надеюсь на это.
Два дня спустя Пэм уехала в Англию. Антония была так занята организацией косметического ремонта в ее доме, что у нее не оставалось времени размышлять о своей несчастливой судьбе. Необходимо было немного оштукатурить жилище снаружи, а затем появились дизайнеры. К возвращению сестры на полах уже лежали ковры, а на окнах висели занавески.
— Мебель привезут примерно через две недели, — сообщила мать семейства, восхищаясь своим преобразившимся домом. — Мне придется пожить с вами еще некоторое время.
— Мы не возражаем, Пэм, ты же знаешь. Но нетрудно заметить, что тебе не терпится въехать в собственное жилище. — Дарос улыбнулся ей, и его суровое лицо преобразилось, как случалось всегда, когда он пребывал в хорошем настроении. Он в любом расположении духа был красив, что не могла не отметить Тони, даже когда его лицо сохраняло привычную жесткость. Однако, когда грек улыбался, он становился неотразимо привлекательным.
Какой была Оливия? — гадала Тони. Она видела бывшую невесту своего мужа не настолько близко, чтобы судить о ее красоте, которую расхваливала Эвианиа. Но девушка была высокой и держалась с уверенностью фотомодели.
— Да, я просто умираю от желания переехать туда, — подтвердила слова зятя Пэм. — Дом кажется таким притягательным теперь, после того, как его покрасили и привели в порядок сад. Ты заметила, Тони, что у меня есть апельсиновое и фиговое деревья?
Выйдя из задумчивости, девушка улыбнулась:
— Да, я заметила. А еще у тебя есть два олеандра — один розовый, а другой белый — и прекрасная бугенвиллея у заднего крыльца, — добавила она.
— Я знаю. — Глаза сестры сияли. — Вы оба такие замечательные! Впервые я чувствую себя счастливой со… со дня смерти Фрэнка.
— Ну, с этих пор ты обязана оставаться счастливой. — Хотя голос мужчины был мягким, от Дароса веяло строгостью. Обе женщины вопросительно посмотрели на него. — И с этих пор я не желаю слушать никаких слов благодарности. Ты покупаешь жилье и сама за него платишь. Ты перевозишь в дом собственную мебель. — Он сделал небрежный жест рукой. — На самом деле никто для тебя ничего особенного и не делал. — Взгляд грека встретился со взглядом жены, после того как он закончил говорить.
Дароса, казалось, удивило увиденное. Отражалась ли в глазах Антонии вся ее признательность? Искренняя признательность за все, что он сделал для Пэм? Девушка догадывалась, что так оно и было, ведь ее сердце было переполнено. Но ее беспокоило другое. Что, если ее муж увидит нечто большее, чем благодарность, в ее глазах? И Тони опустила взор и не поднимала до тех пор, пока не услышала, как ее сестра воскликнула: