— Повторяю — их нет, они просто пропали: как с экранов камер видеонаблюдения, так и из визуального наблюдения, — скучным голосом проговорил Алик, вертя в пальцах дымящуюся сигаретку. — Причём — мгновенно. Маячки, которые были на них, сразу отключились и молчат уже две недели. То есть — с момента исчезновения.
— Так. Значит — как и куда делись неизвестно? И кто их дел — тоже? Ведь не мальчишка же их «дел»? Отлично! — проговорил Александр Петрович. — Уже хоть какая-то ясность. Хотя и весьма туманная. И где \ это произошло?
— Да где угодно! — развёл руками Алик и за его сигаретой потянулся тонкий дымок. — В парке, на улице, в подъезде. И всегда рядом был объект «Ю». Поэтому мы сейчас изменили тактику — просто наблюдаем и за этой семьёй издал. И пока все наши агенты целы. А то прямо чертовщина какая-то! Donnerwetter! Удивительно что «Ю» и вас не отправил к чёрту на кулички, когда вы толкнули его, — покачал он головой. — Толкнули! Этого пока не удавалось никому! Мы все чуть не обделались от страха. Такого агента потерять! С нас бы потом и все лычки, и головы поснимали! Хотя бы за то, что сразу вас не предупредили, насколько он опасен. Скажите, а вы что-нибудь ощутили тогда? Опасность, например? Такие, как вы, шкурой её чуют.
— Нет, — пожал плечами Александр Петрович. — Просто удивился, что он мне в глаза глянул. Аутисты, говорят, не выносят тактильных контактов, а особенно — прямых взглядов. И глянул он как-то… разумно, что ли, — слегка сдал он позицию глухой обороны.
Он не хотел делиться с Аликом своими ощущениями контакта с Юрием. Каким-то внутренним чутьём он чувствовал себя, скорее, на одной баррикаде с ним, чем с этим лощёным субчиком и Конторой. Но совсем не признать, что что-то было не так, нельзя. Фальшь проявится. Александр Петрович сделал это автоматически. Зачем он так поступал, он и сам не знал. Было какое-то ощущение — наверное, из-за Машки — что облава идёт и на него.
— Теперь, когда вы знаете всю информацию, присмотритесь к объекту «Ю» с этой новой позиции, — сказал Алик, провожая заинтересованным взглядом прошедшую мимо блондинку.
— Ну, что ж, присмотрюсь, — задумчиво проговорил Александр Петрович, делая вид, что озадачен их общей проблемой. — «Ю» ведёт обычный для аутиста образ жизни. Это и Анна Ивановна подтверждает. Он почти никуда не выходит, ни с кем не общается, ни с кем не разговаривает. Парень явно не в себе, хотя его болезнь не проявляется в агрессивной форме, как у некоторых аутистов. И что дальше? Какова наша цель?
Алик помялся и заявил:
— Вы как-то должны его… подобраться к нему, что ли. Надо заставить его работать с нами. А лучше — переехать с ним в…
— В «ящик»? Лабораторию? Виварий? Будете исследовать его, как лабораторную мышь? — понимающе усмехнулся Александр Петрович. — Не жаль мальчишку?
— Нет! Это же феномен! — воскликнул Алик. — И он является государственной собственностью, принадлежа своему народу и стране! — пафосно заявил он, помахивая сигарой, за которой опять потянулась тонкая струйка дыма. — А вдруг зарубежные службы выявили его раньше нас? И уже используют его? А мы даже не знаем пока, на что он способен! Кроме, конечно, того что люди вокруг него исчезают за «будь здоров». А его психо-поле толком и измерить невозможно. Вы понимаете, как он важен для Конторы?
— Да ладно вам, Алик Батькович! Никакому народу он не принадлежит! Кроме себя самого, — отмахнулся Александр Петрович. — Да и народа у нас теперь никакого нет. Так — свободные от обязательств личности на свободном бизнес-пространстве. И, мало ли, кому он интересен? Такие действия незаконны! Вы, Алик, и сами прекрасно это понимаете. Согласно Конституции, он может участвовать в ваших экспериментах только по собственной воле. А он этого не хочет, судя по отсутствующим в обозримом пространстве агентов, пытавшихся его заполучить. Зачем вы ему нужны со своим народом? Людей он на дух не переносит. Деньги — как аутиста, его, живущего в собственном изолированном пространстве на коврике — не интересуют. Слава — тоже навряд ли. Да и какая слава ждёт секретного узника вивария Конторы, вы тоже знаете. Имя своё и то забудет. Да и вообще — если он действительно аутист, то просто хочет, чтобы его оставили в покое. По какому праву вы хотите проводить над мальчиком эксперименты? Кому-нибудь его психо-поле нанесло вред? Есть информация, подтверждающая это? Даже про исчезнувших агентов мы ничего не знаем. Может, они все неожиданно в отпуск подались, забыв написать заявление?
— Шутник вы, однако! В отпуск! Donnerwetter! Вам бы так отдыхать, не к ночи будь сказано! И его психо-поле в любом случае необходимо изучить! Вдруг всё происходящее это только цветочки? — высокомерно заявил Алик, провожая взглядом очередную девушку, теперь уже брюнетку. — А когда «Ю» сведёт с ума наше правительство, будет уже поздно.
— Наше правительство давно умом не блещет, Алик! Оно это и не почувствует. И вы не можете закрывать человека в «ящик», исходя лишь из любопытства! Даже научного. Конституция…
— Да-а, Александр Петрович, испортила вас вольная жизнь, — перебив его, покачал головой Алик. — Какая ещё Конституция? Какие права? Забыли, где вы работаете? Мы с вами и закон, и конституция в одном флаконе! Да и не всё ли равно вашему Junge «Ю», где ему сидеть в позе лотоса?! В своей каморке — на коврике, или в лаборатории — на проводах. По-моему, разницу он даже и не заметит. Он же постоянно в какой-то нирване и ничего вокруг не замечает.
Александр Петрович с любопытством воззрился на него.
— Не замечает? — усмехнулся он. — А как же ваши агенты? Почему они исчезли? Самоликвидировались? И что, в том случае, если вам удастся вывезти «Ю» в виварий, будет с его родителями? — поинтересовался он. — Он, хоть и неудачный, но, всё же, их сын, а не казанская сирота. За мою жизнь я по приказу родины сделал немало не очень этичных поступков, но здесь, у себя дома, отвык от подобного.
— Там уже всё продумали, — указал Алик пальцем куда-то вверх, явно не имея в виду бога. — Им скажут, что этот шизанутый бездельник — meschugge der Faulenzer, включён в некую оздоровительную программу для инвалидов детства. И что он будет получать лечение в лучшем санатории страны, — усмехнулся Алик. — Якобы государство выделило квоту на лечение таких больных — die Kranken. И этот самый «Ю» попал в число счастливчиков. Ну, там, например, была открыта чудодейственная сыворотка, уникальная методика, чудесно вразумляющая этих meschugge аутистов. И бла-бла-бла! Для правдоподобия ещё десяток-другой подобных щизо-Kinder наберут и направят куда-нибудь в Сочи. Наш Junge там, в пальмах, случайно и затеряется. А на крайний случай мы уже нашли ему двойника-детдомовца. Он нормален, только вдруг память слегка потеряет. «Г» получат во владение полноценного и почти здорового юношу. Они будут счастливы!
— Вы уже и крайний случай предусмотрели? — нахмурился Александр Петрович. — Вот муд… рецы!
Да, подзабыл он за эти мирные годы немирные методы и основной принцип работы родной Конторы — лес рубят, щепки летят. Это когда из-за щепки и весь лес вокруг валят. И он никак не ожидал, что ради каких-то «Г» Контора разыграет столь крупномасштабную акцию. И даже выкинет кульбит с двойником. Хотя… возможно, ставки столь велики, что даже Контора не поскупится. Кое-какие деревья уцелеют. А что это за ставки? Об этом он подумает потом. А то вон Алик и так смотрит филином. Будто правительственную ноту Риббентропу хочет зачитать.
— Ну что ж, — неохотно кивнул Александр Петрович, — вы неплохо всё продумали. Дело за малым — надо выманить этого… Junge в… Сочи, — криво улыбнулся он.
— Я знал, что вы разумный человек, — сказал Алик, ответно и по-дипломатически широко улыбнувшись. — Не хотите что-нибудь ещё заказать? — радушно спросил он. — Тут неплохая кухня.
И, щёлкнув пальцами, затребовал у официанта ещё чашечку кофе. Ну, не жалеет парень своё сердце! Александр Петрович, отказавшись от ресторанных изысков, не спеша выпил ещё один безалкогольный коктейль.
Он ощущал себя в западне.
От него не отстанут, пока он не подаст им мальчика на блюдце с каёмкой. А имея у них в заложниках Машку, Александр Петрович не посмеет даже рыпнуться или выставить свои условия. Хотя он прекрасно мог бы немедленно закончить эту грязную историю, уйдя прямо сейчас — выходов целых два. Не считая запасного, главного. Граница — не преграда. И никакой блондинчик с замашками лорда-сибарита вместе со всеми Конторами мира его не остановят. Но он уже не один на белом свете — чёрт бы вас всех побрал! — ему есть что терять. И семья, которая недавно так радовала и умиляла его, вдруг повисла на его ногах неподъёмными пудовыми гирями. Но кто же знал, что его снова призовёт эта потрёпанная временем труба? А мальчишку жаль. Если Александр Петрович откажется, они, возможно, просто уничтожат его. Нет носителя аномального психо-поля, нет проблемы. Было уже такое, проходили. Этот мальчик… феноменален. И уникален. Уж Александр Петрович-то разбирался в тонкой психологии и физиогномике. Да ещё эти стёртые в порошок агенты! Не говоря уж о психо-поле, накрывшем целую область. Хотя он почему-то думал, что ничего трагичного с агентами не случилось. Как и был уверен — если Юрий попадёт в руки эскулапов, он больше из них не вырвется. Мальчишка для них лишь объект «Ю» — мишень для экспериментов, а не живой человек. И не ребёнок. Хотя Александру Петровичу было почти всё равно, насколько необычен этот мальчик. Его способности — это его личное дело, никого не касающееся. Впрочем, лучше б они были обычными — целее был бы. И всё же в момент их контакта какая-то искра понимания или родства проскочила между матёрым суперагентом и мальчиком-аутистом. Он это чувствовал.