– Это кладбище, – сказала я тусклым, как слабо заваренный чай, голосом.
Он посмотрел на меня, но взглядами мы не встретились.
– Знаю. И понимаю, как это неуместно после всего, что тебе пришлось пережить. Но рано или поздно ты полюбишь это место. Здесь очень спокойно, и ты окружен историей. Твоя мама его обожала. А я прожил тут семнадцать лет и уже не согласился бы переезжать.
Его голос обнадеживал, но в моей голове все еще роились вопросы. Я откинулась на сиденье. Если она его обожала, почему мне ничего о нем не рассказала? И даже о тебе не говорила ни слова, пока серьезно не заболела? И, ради всего святого, объясните мне, что ее побудило не упомянуть этот малюсенький факт – то, что ты мой отец?
Какое-то время Говард молчал вместе со мной, а затем открыл дверь машины:
– Пойдем? Я отнесу твой чемодан.
Его огромная фигура футов шесть высотой отправилась к багажнику, а я наблюдала за ним через зеркало заднего вида. Все недосказанное мне объяснила бабушка: «Он твой отец, вот почему мама хотела, чтобы ты к нему переехала». И как я сама не догадалась? Мне казалось, что мама хотя бы упомянет, кто он на самом деле такой – ее старый добрый приятель Говард.
Говард захлопнул багажник. Я выпрямилась и принялась рыться в своем рюкзаке, чтобы еще хотя бы пару секунд не выходить из машины. Думай, Лина. Ты одна в чужой стране. Безумный великан назвался твоим отцом, а жить ты будешь там, где можно смело снимать фильм про зомби-апокалипсис. Сделай хоть что-нибудь!
Но что? Я не смогла бы силой отобрать ключи от машины у Говарда, а как еще избавить себя от участи заходить в этот дом, я не знала. Сдавшись, я отстегнула ремень безопасности и пошла за отцом к входной двери.
Внутри дом оказался предельно обычным. Наверное, старался компенсировать свое жуткое расположение и – перестарался. Говард поставил мой чемодан у входа, и мы пошли в гостиную, где стояли два мягких стула и кожаный диван. Стены украшали винтажные туристические плакаты, и комнату наполнял аромат лука и чеснока. Приятный, разумеется.
– Вот мы и дома, – улыбнулся Говард и включил свет. Тут он заметил, как мое лицо исказилось от страха, и вздрогнул. – То есть… Добро пожаловать в Италию! Я рад, что ты приехала.
– Говард?
– Привет, Соня.
В комнату зашла высокая, похожая на газель женщина, пожалуй, на пару лет постарше Говарда, с кофейной кожей и золотыми браслетами на руках. Она была великолепной… неожиданностью.
– Лина. – Она осторожно выговорила мое имя. – Здравствуй. Как перелеты?
Я помялась с ноги на ногу. Нас никто не представит?
– Нормально. Последний был очень долгим.
– Мы рады, что ты к нам прилетела, – улыбнулась женщина, и комнату наполнила плотная тишина.
Я ее нарушила:
– Так вы – жена Говарда?
Соня с Говардом переглянулись и захохотали – громко, чуть ли не надрываясь от смеха.
Лина Эмерсон. Гений-комик.
Наконец Говард успокоился и сказал:
– Это Соня, помощник смотрителя кладбища. Она работает здесь еще дольше моего.
– Всего на пару месяцев, – заметила Соня, вытирая слезы. – Это Говард относится ко мне, как к динозавру. Мой дом стоит неподалеку, чуть ближе к мемориалу.
– И много тут жителей?
– Только двое. Теперь трое, – ответил Говард.
– И четыре тысячи солдат, – весело добавила Соня и бросила взгляд на Говарда. Я покосилась на него и заметила, как он отчаянно проводит пальцем по горлу. Невербальное общение. Замечательно.
– Лина, ты проголодалась? – посерьезнела Соня. – Я испекла лазанью.
Так вот что это был за запах!
– Очень, – призналась я. И это слабо сказано.
– Прекрасно. Это мое фирменное блюдо. Лазанья с суперчесночно-чесночным багетом.
– Ура! – воскликнул Говард и вскинул руку, как домохозяйка из шоу «Верная цена». – Ты нас балуешь.
– Сегодня особенный вечер, и я решила его отпраздновать. Лина, я накрою на стол, а ты пока вымой руки и приходи к нам в столовую.
Говард махнул рукой на дверь в другом конце комнаты:
– Уборная там.
Я кивнула, бросила рюкзак на ближайший стул и буквально совершила побег из гостиной. Туалет оказался крошечным – в нем еле помещались раковина и унитаз. Я включила очень горячую, но не обжигающую воду, взяла мыло с раковины и принялась соскребать с рук аэропорт.
Втирая в кожу мыло, я взглянула на себя в зеркало и застонала. Меня как будто за ноги протащили через три временные зоны. Хотя примерно так оно и было. Смуглая кожа побледнела и даже пожелтела, под глазами – темные круги. А волосы! Они наконец выяснили, как нарушаются законы физики. Я намочила руки и попыталась пригладить кудрявые локоны, но стало только хуже. И я сдалась. Что с того, что я похожа на ежа, который попробовал «Рэд Булл»? Разве отцы не обязаны принимать нас такими, какие мы есть?