Он любил своих детей, но воспитывал в определенной строгости. Мать Окинуса жила сейчас в его замке. Она была также прекрасна, сохранив божественную красоту. Их совместные ночи дарили неземное блаженство, но вот родить ещё ребенка она больше так и не смогла. Иссарию, богиню красоты Хоурсен любил нежной любовью, благодаря ее за прекрасного сына.
Катарину ему родила Сафра - земная жрица храма Иссарии, где жрицы поклонялись его любимой. Увидев Сафру, Хоурсен не смог устоять перед ее красотой и юным телом. Однажды, когда жрица возносила подояние богине, он предстал перед юной девой. Это была сногшибательная ночь, когда ему пришлось покорять строптивицу, чтобы овладеть ее невинным телом. Сафра громко кричала, когда Хоурсен овладел ею прямо у подножия статуи Иссарии. Она стонала и корчилась под его мощным телом, царапая его руки. Именно в эту ночь они зачали его вторую дочь, которую он признал официально своей. Ещё много раз Хоурсен являлся к своей Сафре, которая никогда не покорялась ему, ненавидя всем сердцем наглого бога. И от этого его интерес не угасал к ней. Теперь она жила в его гареме, наделённая долголетием.
Третью дочь родила ему Фиония - богиня тишины и мира. Фиония была прекрасна и добра, а ещё смиренной. Когда Хоурсен возжелал ее к себе в постель, она молча покорилась его воле, отдав свое соблазнительное тело ему. Какой же она была сладкой! И чем-то смогла покорить черствое сердце верховного бога. Он каждый день брал ее, не заморачиваясь над тем где и как. Каждый раз ему было мало ее, а когда Фиония выкрикивала его имя, растворяясь в их совместном наслаждении, его накрывало чувство счастья. Но когда она рожала их дочь Мелиссу, нить жизни была обрезана и под утро Фиония растворилась, превратившись в бесплодный дух, охраняющий мир и тишину этого мира.
Хоурсен долго горевал, но и эту дочь признал своей в память о той, которая смогла ненадолго скрасить и смягчить его сердце.
Остальные незаконные дети жили своей жизнью, а многие так и не знали, кто на самом деле их отец.
Теперь Хоурсен должен был отойти от правления. Он окинул взглядом зал, улыбнувшись своим детям, стоявшим недалеко от трона, который он сейчас занял. Стукнув Талоссом, верховный бог призвал к тишине.
- Сегодня великое событие! Тысячу лет я правил вами и вершил правосудие в этом мире! Теперь мы услышым пророчество о новом верховном! Да оживет древо Живарония!
Все смолкли, повернувшись к дереву, ветви которого расступились и в зал вышел пророк. Это был старец, немного сгорбленный, с длинными седыми волосами до самого пола и такой же бородой. Одет был в бело-золотой халат, в руках жезл из ветви Живарония. Глаза пророка были тоже белыми, но когда он смотрел на тебя, казалось, мог запросто прочитать твою душу.
- Приветствуем тебя, Эриптий! Огласи же наконец нам пророчество!
- Ещё в самом истоке создания этого мира, где проросло семя Живаронии, было предсказано, что только достойный сможет управлять и контролировать все создание. И должен будет в конце родиться новый бог, который до скончания станет тем, кто вберет в себя всю силу и мощь. Родится он от союза бога и человека. И звери станут союзниками. Все покорятся: боги, человек и животные с растениями.
Пророк всегда говорил лишь загадками, не называя конкретно имена. И когда он рассказывал пророчество до конца, прикасался жезлом к стволу дерева, а затем лепестки цветов осыпали того, кто должен быть следующим верховным. Так было и с Хоурсеном тысячу лет назад. Теперь все замерли в ожидании.
Лепестки закружились и поднявшийся ветер подхватил их и разнёс по залу. Боги и богини замерли, затаив дыхание. Но вот нежные золотые лепестки закружась в вихре, осыпались вокруг Мелиссы, которая не могла в это поверить. Неужели пророчество выбрало ее.
Но затем лепестки вернулись к ее отцу, окутав его плечи и ноги. Пророк закрыл глаза, что-то шепча губами. Никто не понял, что произошло.