Девушка не нашлась с ответом, хотя графу было достаточно и румянца, затеплившегося на её щёчках: она только-только покинула стены монастыря и ещё не привыкла к галантностям кавалеров.
— Вы страдаете? — наконец спросила она.
— Страдаю? — в голосе слышалось недоумение. — Страдаю? Когда моя голова на такой чудесной подушке, а ухаживает за мной небесный ангел?
— О Господи! Как же проворен он на язык, — подал голос Пеппино.
— А ты ещё здесь, мессер шут? — чуть повернул голову Франческо. — А где Фанфулла? Его нет? Да, да, вспоминаю: он пошёл в Аскуаспарте с монахом, — и опёрся на локоть.
— Вам нельзя двигаться, — обеспокоилась девушка.
— Нельзя, но иначе я не могу, — и, вновь подняв на неё глаза, Франческо спросил, как её зовут.
Ответила она с готовностью.
— Я Валентина делла Ровере, племянница Гвидобальдо из Урбино.
Брови Франческо взлетели вверх.
— Наяву ли происходит всё это со мной или я попал в сказку, где принцессы ухаживают за странствующими рыцарями?
— Вы — рыцарь? — и в глазах её появилось изумление, ибо и за стены монастыря просачивались волнующие истории об этих благородных воинах.
— По крайней мере, ваш рыцарь, мадонна, и на веки веков ваш покорный слуга, если вы одарите меня такой честью.
От столь смелых слов и взгляда Валентина зарделась, отвела глаза. Но ни в коей мере не возмутилась. В речи Франческо она не услышала наглости. Говорил он лишь то, что, по её разумению, и мог сказать поверженный рыцарь даме, облегчающей его страдания.
— А как ваше имя, мессер? — после паузы спросила девушка.
В глазах его мелькнула тревога, он кинул острый взгляд на шута, который лишь улыбался.
— Меня зовут… Франческо, — и тут же сменил тему, предваряя её дальнейшие расспросы. — Но скажите мне, мадонна, как вышло, что вы, знатная дама, оказались в лесу, сопровождаемая лишь этим жалким подобием мужчины? — и он мотнул головой в сторону осклабившегося Пеппе.
— Мои люди неподалёку. Мы остановились здесь на ночь. Я держу путь ко двору моего дяди из монастыря святой Софьи, и охраняют меня мессер Ромео Гонзага и двадцать кавалеристов. Как видите, защита у меня надёжная и без Пеппе и фра Доминико, моего духовника.
— Так вы младшая племянница его светлости, правителя Урбино?
— Нет, нет, мессер Франческо, старшая, — поправила она его.
Тут лицо графа потемнело.
— Так, значит, вас прочили в жёны Джан-Марии? — воскликнул он.
Шут тут же навострил уши, а глаза девушки изумлённо раскрылись.
— Что вы сказали? — переспросила она.
— Да так, ничего, — он тяжело вздохнул, и тут же средь деревьев послышался мужской голос.
— Мадонна! Мадонна Валентина!
Франческо и девушка обернулись на зов и увидели выходящего на поляну роскошно одетого мужчину. Серый, украшенный золотыми пластинками камзол, под ним расшитая золотом безрукавка, берет в тон камзолу с пером, крепящимся пряжкой, сверкающей драгоценными камнями, золотая рукоять меча. Ножны серого бархата, на которых также нашлось место драгоценностям. Женственное лицо, голубые глаза, золотистые волосы.
— Смотрите! — важно воскликнул Пеппино. — И да увидите вы последнюю итальянскую вариацию Золотого осла Апулея[7].
Увидев племянницу Гвидобальдо сидящей на земле, с головой Франческо, покоящейся на её коленях, мужчина в отчаянии всплеснул руками.
— Святые небеса! — воскликнул он, поспешив к ней. — Что за занятие вы себе нашли? Кто этот отвратительный тип?
— Отвратительный? — монна Валентина чуть не задохнулась от негодования.
— Кто он? — настаивал расфуфыренный красавец. — И что он тут делает рядом с вами? Боже ты мой! Да что скажет теперь его сиятельство? Он же сотрёт меня в порошок, узнав об этом. Кто этот человек, мадонна?
— Разве вам неясно, мессер Гонзага? — пылко воскликнула Валентина, — Раненый рыцарь.
— Рыцарь! — фыркнул Гонзага. — Скорее бандит, грабитель с большой дороги. Как тебя зовут? — грубо спросил он графа.
Тот чуть отодвинулся от Валентины, перенеся всю тяжесть тела на локоть.
— Умоляю вас, мадонна, не дозволяйте вашему симпатичному пажу подходить ближе. Он так сильно надушился, что я боюсь вновь лишиться чувств.
Насмешка не осталась незамеченной, Гонзага ещё более распалился.
— Я не паж, болван! — и тут же обернулся. — Бельтраме, ко мне!
— Что вы собираетесь делать? — в тревоге воскликнула девушка.
— Мой долг — связать этого бродягу и доставить в Урбино.
— Мессер, вы можете поранить о меня ваши благородные ручки, — ледяным тоном отчеканил граф Акуильский.