Положение на протяжении всего огромного фронта военных действий складывалось крайне тяжело, и защитники Днепровска могли только догадываться об этом.
— Теперь хочу задать тебе вопрос, — обратился к Жежере Стаецкий. — Не собираешься ли ты, Андрей, вступать в партию? Не думал об этом?
— В университете подумывал, — ответил Жежеря. — А здесь… в этой кутерьме… не время, да и не место…
— Как раз здесь и время, и место, — решительно возразил Стаецкий. — Комиссар наш, товарищ Борисов, поручил мне поговорить с тобой. Кто бы из наших мог рекомендовать тебя?
— Думаю, Аркадий мог бы.
— Фастовец? — переспросил Стаецкий. — Это хорошо. Он тебя по университету знает. Если не возражаешь, я тоже поручусь за тебя. И насколько я понимаю, сам комиссар не откажется.
— Спасибо, — оживленно ответил Андрей. — Конечно, вступить в ряды партии здесь, на приднепровской земле, и как раз в эти дни, для меня большая честь…
На следующий день, во время затишья, партийная комиссия, недавно созданная в училище, в тесном и темном бараке, вблизи передовой, на своем заседании рассмотрела заявления троих курсантов, в том числе и Жежери, и приняла их в ряды партии…
Гитлеровцы усиливали натиск. Над передним краем курсантской обороны то и дело нависали немецкие самолеты. Пристрелялась с правого берега и вражеская артиллерия. Вскоре появились на этой стороне реки и вражеские минометы. Одна из первых мин глухо, как на подушку, упала в песок перед окопом Фастовца и, взорвавшись, подняла непроглядную тучу пыли. Когда эта туча рассеялась, Жежеря увидел, что Аркадия по грудь засыпало песком. С его головы, обессиленно свисавшей на грудь, слетела каска, по левой стороне лица струилась кровь. Жежеря подозвал Лану, и они вместе вытащили Фастовца из завала, перенесли в траншею. Траншея была неглубокая, полузасыпанная — ее стены, так же как и в окопах, были укреплены досками, и в щели между ними, как вода, ручейками стекал песок. Фастовца положили на дно траншеи, Лукаш и Жежеря присели на корточки возле него. Пристально глядя на конвульсивно вздрагивавшую бровь Аркадия, Андрей достал носовой платок и вытер густые капли пота на лице Фастовца. Тихо спросил Лану:
— Перевязывать будешь?
Она, закусив губу, отрицательно покачала головой.
Аркадий был мертв. Он лежал неподвижно на дне траншеи, длинный и тонкий. Откуда бралась в этом худощавом парне такая кипучая энергия и бодрость, увлекавшая весь факультет?
Андрей еще ниже склонился над ним, снял свою каску и глухо сказал:
— Вот и ты отвоевался, наш неуемный комсорг. И Матюши нет… Сколько вас уже полегло на поле боя!.. — Помолчав, почти одними губами произнес: — Сколько полегло…
…Ламовка, где основную оборону держал полк Савельева, на протяжении двух недель шесть раз переходила из рук в руки. От поселка остались одни развалины.
С двадцать шестого августа до тринадцатого сентября отчаянно дрались курсанты с гитлеровцами на левом берегу. В ночь с тринадцатого на четырнадцатое сентября немцы, не сумев здесь прорваться и развить действия со своего плацдарма, вывели свои войска на правый берег Днепра и отправили их в район Кременчуга для пополнения. Тогда и наше командование решило снять с передовой курсантов училища и савельевцев. Им приказали отойти за северную окраину поселка Подгородного и там собраться в ангарах и сараях аэродрома гражданской авиации.
Когда курсанты и савельевцы вышли из боя, выяснилось, что от личного состава училища осталось очень мало. Тяжелораненого комбрига Попова отправили в госпиталь. Его заменил полковник Лавров.
Утром на гражданский аэродром, что за поселком Подгородным, прибыли командарм резервной генерал Малинский и начальник штаба армии полковник Батюк. Командарм приказал построить курсантов и бойцов у длинного сарая. Встав перед шеренгой, генерал, невысокого роста, кряжистый, с выцветшими бровями, нависшими над серыми глазами, в хромовых сапогах, начищенных до блеска, снял фуражку и с минуту стоял задумавшись.
О чем он думал, стоя перед притихшими бойцами? Подбирал ли те единственные слова, которые сейчас хотел сказать? Или вспоминал тревожное утро 25 августа, когда отправил училище на боевые позиции?..
Малинский был пожилым человеком. Он принимал участие в первой мировой войне, в составе русского экспедиционного корпуса побывал тогда во Франции. Крестьянский сын, он в восемнадцатом году без колебаний встал на сторону революции, прошел через фронты гражданской войны. Начав рядовым солдатом, он за годы Советской власти вырос до командира стрелкового корпуса. С этого поста он и был назначен командующим резервной армией после того, как она не смогла противостоять врагу, вопреки требованиям Ставки оставила Днепровск и отходила на восток.