Устали. Кто послабее — чуть ли не валится с ног. Ничего, за ночь отдохнут. Хуже участникам самодеятельности: вечером они должны давать концерт в госпитале.
Четвертый месяц миновал с тех пор, как они, бывшие «подплавовцы», прибыли из Ленинграда сюда, в город Энгельс, лежащий на левом берегу Волги, напротив Саратова. В середине августа в Стрельне, у причала Финского залива, погрузили на баржи материальную часть — разобранные и упакованные в большие ящики зенитные пушки, снаряды, пулеметы и патроны к ним. Каждому будущему курсанту — а их две тысячи человек — выдали винтовку, сухой паек, а после завтрака построили всех в колонны и повели, не сказав, разумеется, куда. «Подплавовцы» думали по-разному: одни считали, что их повезут в глубокий тыл и там будут обучать военному делу — готовить из них командиров; другие говорили, что сейчас не до учения, что фронту нужны бойцы.
Колонна в последний раз проходила почти безлюдными улицами еще полусонного Ленинграда, окутанного серым волглым туманом. Посмотрев влево и заметив, что они вышли на берег Невы, холодный и стальной блеск которой просматривался сквозь довольно густой туман, Ефимов — он шел рядом с Михайлом — толкнул его локтем и шепнул:
— Посмотри, передняя часть колонны повернула направо. Знаешь почему? Эти хлопцы едут в Севастопольское училище. Точно тебе говорю.
— Им повезло, — ответил Лесняк.
— Почему?
— Ближе к фронту, — пояснил Михайло. — А нас куда? Может, ты знаешь?
— Знаю не больше твоего.
Другая часть колонны прошла к вокзалу и погрузилась в вагоны пассажирского поезда. Ночью прибыли в Тихвин и на следующий день оказались в Череповце. Там, на пристани, их ожидал большой теплоход «Серго Орджоникидзе», который, приняв «подплавовцев» на борт, повез их по реке Шексне. На судне узнали, что у них новое командование, в частности генерал-майор береговой службы Гусев, невысокий кряжистый человек лет пятидесяти, с широким суровым лицом рабочего, и молодой, среднего роста, с ярким румянцем на скулах и с проницательным взглядом черных глаз полковой комиссар Поляков.
Хотя от берегов Шексны фронт был далеко, все же на верхней палубе установили четырехствольный зенитный пулемет, возле которого попеременно дежурили две обслуги. Одну возглавлял Василий Мещеряков, другую — Геннадий Пулькин.
Днем Михайло часами стоял на нижней палубе, жадно приглядываясь к новым местам. Вот она какая, Россия! Широкие просторы равнин, леса и перелески, кое-где похожие на украинские, а села не такие — здесь стены изб не саманные, темнеют округлыми бревнами, в прибрежных селениях и городах встречаются кирпичные белостенные дома. Освещенные солнцем, они приветливо глядят из-за зеленых деревьев.
На одной из пристаней Рыбинского моря все сошли на берег и построились в колонну. Оказывается, в пору ранней осени здесь вода спадает, и, чтобы не посадить корабль на мель, пришлось разгрузить его, то есть всем сойти на берег. К следующей пристани команда добиралась форсированным маршем. Шли по степным дорогам несколько часов. Под жарким солнцем на полях серебрилась стерня, кое-где стояли массивы нескошенных хлебов. Когда колонна вошла в большое село, на улицу выбегали дети, выходили женщины, неся в фартуках огурцы, помидоры, яблоки, угощали краснофлотцев, приговаривая:
— Берите, сыночки!
— Угощайтесь, родные, да бейте супостата-фашиста!
— Пусть счастливится вам!
— Храни вас господь!
Некоторые выносили в кувшинчиках молоко и сметану. Иная, ничего не имея под рукой, несла ведра свежей колодезной воды… Одна женщина, с раскрасневшимися щеками, с широкими бровями над красивыми печальными глазами, подбежала к колонне, держа в одной руке бутылку с водкой, а в другой — рюмку, ласково просила:
— Не отказывайтесь, родненькие! Хоть по полрюмочки, хоть капельку глотните. Мужа на фронт проводила, а вино от прощального вечера осталось — выпейте за его здоровье, пусть ему хорошо воюется! Да пусть пули его щадят, сердечного…
— Нельзя, тетушка, не положено, — отвечали ей молодые краснофлотцы. — Спасибо вам за ласку, за доброту! Но — нельзя!
Приветливо глядя на этих женщин-россиянок, Михайло вспоминал своих украинок. Как они удивительно похожи! Как родные сестры. Да по сути сестры и есть, ведь одна у нас семья от Львова и Ленинграда — до Владивостока. Нет, такую семью никто не победит!