— Точно. Даже знаю, где он квартирует. Неподалеку от нашей полковой гауптвахты. Он — тоже военный, имеет звание полкового комиссара: четыре шпалы носит.
— Слушай, будь другом, — живо попросил Лесняк, — проводи меня к Шолохову. Мне очень нужно увидеть его. Непременно!
— По какому делу?
Михайло, удивленный таким прямым вопросом, пожал плечами и, поколебавшись, сказал:
— Хочу показать ему свои новеллы. Представляешь, услышать мнение выдающегося мастера? Когда еще выпадет такой счастливый случай?
— Боюсь, что ему сейчас не до твоих литературных упражнений, — с извиняющейся улыбкой сказал приятель.
— У нас так говорят: поймаю или нет, а погнаться можно.
Он не сказал основного: надеялся, что писатель, да еще полковой комиссар, поможет ему быстрее вырваться в действующую армию.
После обеда, взяв с собою тетради с рассказами, Лесняк вместе с товарищем пошел на квартиру к Шолохову. Дверь открыла им женщина лет тридцати, пригласила зайти в комнату. Узнав, зачем пришли два моряка, сказала:
— К сожалению, Михаил Александрович выехал в район, и не знаю, вернется ли сегодня. Что ему передать?
— Передайте, пожалуйста, — сказал Михайло, — что приходили курсанты. Мы здесь, в полку, стажировку проходим…
Вернувшись в красный уголок, Лесняк подготовил «Боевой листок» и, встав из-за стола, подошел к окну. Солнце клонилось к закату, и от зданий падали на улицу длинные тени. Кое-где оттаявшие лужицы снова затягивало ледком, и он, ломаясь, похрустывал под ногами прохожих…
Скрипнула дверь, и Лесняк, обернувшись, увидел комиссара батальона Мартынова: коренастого, почти сплошь лысого, немолодого уже человека, который до армии работал в сельском райкоме партии в Заволжье. Он всего три месяца назад получил звание старшего политрука и, казалось, во всем еще оставался человеком сугубо гражданским.
Поздоровавшись с Лесняком, комиссар поинтересовался, готов ли «Боевой листок». Подойдя к столу, прочитал заголовки заметок, удовлетворенно гмыкнул и, пристально поглядев в лицо Лесняку, спросил:
— Это вы ходили к Шолохову?
Лесняк смутился и, утвердительно кивнув головой, молча ждал разноса.
— Комиссар полка мне звонил, — продолжал далее Мартынов, все так же внимательно глядя на Лесняка, и по выражению его лица трудно было определить, одобряет он или осуждает этот поступок. — Звонит, значит, и говорит: «Наверное, твоих стажеров работа, Выясни, чья именно». Порасспросили всех ваших — на тебя показывают. А у меня, как назло, из головы вылетело, что ты — литератор.
Несколько дней тому назад, подыскивая редактора «Боевого листка», комиссар батальона узнал, что Лесняк окончил литфак. Тут же состоялась между ними длинная беседа, из которой Лесняк уяснил, что Мартынов когда-то закончил церковноприходскую школу, в пятнадцатом был призван в царскую армию, воевал против немцев в Карпатах. А в годы гражданской войны служил в Первой Конной, близко видел Буденного и Ворошилова. В Конармии он вступил в партию. В мирное время, в конце двадцатых и начале тридцатых годов, Мартынов подучивался на различных курсах. Все это, а также начитанность Мартынова повысили к нему внимание со стороны Лесняка. Разумеется, Михайло начал расспрашивать старшего политрука о Буденном и Ворошилове, Мартынов охотно рассказывал, а затем поинтересовался, какие книги читал Лесняк. Выслушав Михайла, с некоторой наивностью воскликнул:
— Ну, молодой человек! Вы, кажется, все книги в библиотеках перечитали. Кому же, как не вам, взяться за выпуск «Боевого листка»? Благословляю на доброе дело! Приступайте к работе, и в воскресенье вывесим ваше детище на всеобщее обозрение.
После этой беседы Мартынов стал обращаться к Михайлу на «ты», как к человеку, которого давно и хорошо знал.
— Шолохов вернулся из района и позвонил комиссару полка, — продолжал Мартынов. — Пусть, мол, зайдут те двое, что днем наведывались к нему. А комиссар полка ухватился за эту мысль. Почему, говорит, только двое? А не согласится ли он, Михаил Александрович, встретиться со всем комсоставом полка? Представь себе, дружище, Шолохов согласился. Через полчаса пойдем в горсовет — там есть небольшой зал. Так что собирайся, редактор.
Взяв со стола «Боевой листок» и аккуратно свернув его в трубку, Мартынов пошел к двери. Но вдруг обернулся и, словно сообщая какую-то важную тайну, сказал:
— Уверен: Шолохов вернется еще к «Тихому Дону». Он покажет, как Григорий Мелехов, Мишка Кошевой и тот же Мишутка сегодня громят фашистов. Как ты думаешь? А?