— Не бойтесь, не бойтесь, — чуть ли не умоляющим голосом проговорил Лесняк. — Я тут заблудился, ищу поселок Строителей.
Женщина, помолчав, ответила:
— Людей я не так уж и боюсь. Но здесь, в ельнике, волки… Их у нас столько развелось и так они обнаглели, что ночью и на окраины города наведываются. А поселок Строителей — вот он, перед вами, только с холма спуститься. Мы его по-старому Песками зовем.
Михайло подхватил вещмешок, поблагодарил женщину и побежал к поселку: с холма он уже хорошо видел ряды длинных бараков.
На угловой стене первого барака крупными буквами было написано: № 1. У Михайла заколотилось сердце. Войдя в темный и длинный — во весь барак — коридор, Лесняк быстро пошел по нему, присматриваясь к каждой двери. Четвертая квартира была в противоположном конце, но — вот и она. Михайло остановился перед дверью, обитой старым мехом, и какое-то время стоял, переводя дыхание. «Есть кто-нибудь дома или уже на работе?» — в страхе подумал и, не удержавшись, довольно сильно постучал. За дверью послышался сонный мужской голос:
— Кто там?
У Михайла сжалось сердце и кровь прилила к лицу: он услышал голос брата, еще мгновение — и он увидит Василя. Почти год — и такой год! — они не виделись, были моменты, когда Михайло терял надежду на встречу с братом. Сейчас — вот он, за этой дверью. Стараясь придать голосу обычный тон, Михайло сказал:
— Отопри — увидишь.
И тут же раздался взволнованный голос Галины:
— Мишко! Это наш Мишко!.. Что же ты возишься… Или не узнал? Говорю же тебе…
Василь тихо проговорил:
— Откуда ему здесь взяться?
Что-то упало, гулко ударившись о пол, звякнуло перевернутое ведро, и дверь открылась. За порогом, в трусах, исхудавший и тонкий, напоминавший чем-то подростка, стоял Василь. Галина у кровати торопливо через голову надевала юбку.
— Правда, Мишко, — еще не веря своим глазам, почти шепотом проговорил брат. И вдруг дрогнувшим голосом, задыхаясь, воскликнул: — Морячуга ты наш!
Михайло переступил порог, и они крепко обнялись. Долго стояли так, смеялись и обливались слезами.
— Да хватит уже вам! — вмещалась Галина. — Дай же и мне его поцеловать. — Затем отступила на шаг, окинула Михайла взглядом и восхищенно сказала: — Ого, да ты подрос и даже возмужал — это сразу бросается в глаза.
— Раздевайся, Мишко, снимай шинель, а я пока оденусь, — сказал Василь, снимая со спинки стула свои брюки. — Каким же ты поездом спозаранку?
— Спозаранку? — раздеваясь, переспросил Михайло. — Я вечером приехал.
— И сидел на вокзале, ожидая рассвета? — возмущенно спросил Василь. — На сколько дней приехал?
— Сегодня вечером отправляюсь дальше.
Василь и Галина словно замерли на своих местах, с удивлением поглядывая на гостя.
— Это ни на что не похоже! — сердился старший брат. — Почему не известил? Мы бы тебя вчера встретили. А так — ночь пропала. Почему сразу к нам не поехал?
— Если бы ты, Вася, знал, как я к вам добирался! — сказал Михайло. — Это настоящая одиссея. Всю ночь блуждал по городу, пока нашел наконец ваш поселок. Его у вас больше знают как Пески, а ты в своем письме о Песках ни словом не обмолвился.
— Да мог ли я думать, что ты заглянешь к нам? — растерянно проговорил брат. — Хоть бы телеграмму дал.
— Да я и сам не думал, — оправдывался Михайло. — Почти год собирался на фронт, а вот еду на Тихий океан. Теперь побываю в местах, где ты действительную отслужил.
— Не близкий свет, — покачал головою брат.
— На Тихий океан! — изумленно сказала Галина. — Боже мой, это же на краю земли! Знала бы твоя мама… Она так торопилась к нам в Павлополь, так хотела повидать тебя, да, бедняжка, не успела — ты уже поехал в Ленинград. Она так плакала, едва мы се успокоили, а как узнала, что тебя в моряки взяли, — опять в слезы. Плакала и приговаривала: «Утонет ребенок и могилки после себя не оставит!..» А узнала бы, что тебя аж на Тихий океан…
Михайло рассмеялся:
— Какая разница — море или океан? Чтоб утонуть, и в море воды хватит.
— Но даль же какая! — стояла на своем Галина.
Михайло сокрушенно вздохнул:
— Об одном жалею — ночь даром пропала. Вы сейчас уйдете на работу — вот и вся встреча.
— Я работаю диспетчером, — успокаивал брата Василь. — Сутки работаю, сутки отдыхаю. Договорюсь с напарником, сменю его немного позже. А вот Галина… Она учительствует…
— Попробую отпроситься, — сказала Галина. — Думаю, что меня поймут. Ты, Вася, покорми гостя. — И радостно улыбнулась: — Я будто знала — припасла немного теста. Помню, ты любил коржи — их у нас называли слоеными или перемазанными. Жаль — перемазывать нечем. О сале и не вспоминаем — запах забыли, а масло кончилось — на донышке чуточка осталась. Но поджарить коржики хватит.