На траве, у неглубокого рва, стояли два лейтенанта, оба среднего роста. Один постарше — блондин, стройный и подтянутый, в хромовых сапогах, а другой — светло-русый, плечистый, не по форме подпоясанный низко опущенным спереди ремнем. Они разговаривали и не видели подходивших к ним, так сказать, с фланга Лесняка и Пулькина. Друзья остановились в двух шагах от них, и Михайло, взяв под козырек, проговорил:
— Разрешите обратиться! Нам нужен командир второй роты.
Лейтенанты повернулись на голос. Русоволосый указал жестом на блондина и, весело сияя светло-голубыми глазами, выкрикнул:
— Будь я проклят, если не пополнение прибыло! Так, хлопцы?
Блондин осуждающе посмотрел на него, после чего перевел взгляд на Лесняка и Пулькина, едва заметно улыбнувшись своими чуть выцветшими серыми глазами:
— Слушаю вас.
— Прибыли в ваше распоряжение. Лейтенант Лесняк, — доложил Михайло.
Геннадий тоже поднес руку к козырьку:
— Лейтенант Пулькин.
— Лейтенант Лашков, — сказал блондин, по очереди пожимая руки прибывшим. — Рады пополнению. Давно ждем вас. — И, кивнув в сторону русоволосого, продолжал: — Знакомьтесь: командир первого взвода лейтенант Васильев.
Ротный расспрашивал хлопцев, кто откуда родом, где кто работал или учился до войны, и при этом внимательно присматривался к ним, что-то оценивал и взвешивал. Выслушав их, сказал:
— Лейтенант Лесняк будет в первом взводе дублером лейтенанта Васильева. Васильев — командир знающий, вот только внешний вид… — и безнадежно махнул рукой: — В этом он неисправим.
Васильев лукаво подмигнул вновь прибывшим, неуверенно буркнув:
— Не внешним видом, а уменьем будем бить самураев.
Лашков снова бросил на него укоряющий взгляд и обратился к Геннадию:
— Лейтенант Пулькин, вы сегодня к вечеру отправитесь в распоряжение вашего коллеги по училищу — лейтенанта Гаценко. Это — по ту сторону железнодорожного пути, почти в центре поселка Первая Речка. В полукилометре от железнодорожной станции — три длинных барака. В ближайшем к заливу — продмаг. Напротив — площадь с большой лужей. Такой же приблизительно, как в Миргороде во времена Гоголя. На берегу лужи — амбар. На крыше амбара сейчас оборудуется огневая позиция, а в амбаре — казарма, или, по-нашему, кубрик.
— Есть! — козырнул ротному Пулькин. — В бараках, надо думать, проживает гражданское население. И наверняка девчата имеются. А вино в продмаге продают?
— Слушай, ротный! — рассмеялся Васильев. — А кадр-то прибыл правильный?
— Вроде бы, — нахмурил брови Лашков и сжал свои тонкие губы так, что они побелели. — Похоже, что этот «кадр» будет завсегдатаем гауптвахты.
Лесняк поторопился рассеять возникшую неловкость:
— Лейтенант Пулькин балагурит. Он к вину равнодушен, но без шутки и дня не проживет.
— Ну, вот видишь, Лашков, я же говорю — кадр правильный, — продолжал Васильев. — В нашем деле без шутки одуреешь.
— Шутки шутками, а стопку с досады я опрокинул бы, — вполголоса сказал Геннадий Михайлу. — И надо же — я должен отправиться в подчинение моего «коллеги» Гаценко. Какая злая ирония судьбы!
Лесняк только сочувственно кивнул.
Еще при первой встрече в батальоне майор Мякишев им сказал:
— У вашего товарища — лейтенанта Гаценко — хорошие характеристики. Он почти закончил аспирантуру. Я ему сразу взвод доверил. А вам придется немного постажироваться.
Это известие было для них как снег на голову.
Впервые они обратили на Гаценко внимание, когда перебазировались из Ленинграда в Энгельс. На теплоходе «Серго Орджоникидзе» плыли как раз по Волге, между Горьким и Казанью. Здесь узнали, что гитлеровские войска, прорвав оборону Юго-Западного фронта, быстро продвинулись на восток и заняли Днепровск. В это же время южнее Ленинграда они подошли к Пулковским высотам и в районе Стрельни вышли к Финскому заливу. Все на пароходе тяжело восприняли эти вести. Но только у одного «подплавовца» — Власа Гаценко — сдали нервы: он у кого-то из личного состава теплохода купил бутылку вина, выпил и свалился с палубы в реку. Михайло находился в кубрике со своими друзьями, когда туда донесся крик: «Человек за бортом».
Скинув с себя одежду, Пулькин и Мещеряков бросились в воду. Теплоход дал задний ход. Власа подняли на палубу. Он, высокий и тонкий как жердь, с большими зеленоватыми глазами, заметно выдававшимися из орбит, ладонями смахивал со своего продолговатого лица струйки воды и с нагловатым видом кривил глупую пьяную улыбку.
В училище Гаценко, болтливого и хамовитого, «подплавовцы» недолюбливали за его карьеристские замашки, а однокурсники по институту рассказывали, что он женился на профессорской дочери, чтобы обеспечить себе зачисление в аспирантуру. И вот теперь Пулькину приходилось стажироваться у него…