Однако в освобожденном Павлополе побывать не довелось.
Стремительно наступая, советские войска выдвинулись далеко вперед, оторвались от тыловых служб, и коммуникации оказались слишком растянутыми. Этим воспользовались фашистские крупные танковые группировки и нанесли сильный контрудар по правому крылу и центру Юго-Западного фронта, вынудив наши части отступить на восток.
В жизни Лесняка это были горькие дни. Из Красноармейска он выехал на грузовике. У какого-то хутора, когда налетела немецкая авиация, Михайло с многочисленными своими спутниками, выпрыгнув из кузова, лег в истолоченное ногами и колесами снежное месиво. Неподалеку от грузовика взорвалась авиабомба, и машина загорелась. Пришлось идти пешком. К вечеру вошли в Сергеевку, где жила Дарина Винник. Здесь пылали пожары, над селом колыхались тучи дыма. Улицы были забиты машинами, орудиями, конными подводами.
«Не долго ты, Дарина, радовалась освобождению, может, сейчас и твоя хата охвачена огнем», — с горечью подумал Михайло.
Кто-то подал команду выходить из села огородами, не собираться в большие группы. Вышли в степь. Снаряды и бомбы извергали черные фонтаны земли. И только кое-где белели островки снега. Мимо то и дело проносились грузовики, орудия на конной тяге. Над головой непрестанно гудели вражеские самолеты, по сторонам слышалось тяжкое посапывание загнанных лошадей, крики умирающих…
Темнело очень медленно.
Только где-то у Лисичанска Лесняку удалось переправиться на восточный берег Северского Донца. Через двое суток он с трудом добрался до Ворошиловграда, там должна была собраться их группа во главе с Евгением Коровиным: к этому времени срок командировки закончился и надо было возвращаться на Дальний Восток.
Михайла не покидало угнетенное состояние. Сердце его разрывалось оттого, что время освобождения родных мест снова отодвигалось неизвестно на сколько, и оттого, что Оксана потеряна навсегда.
Часть вторая
I
За время пребывания Лесняка на фронте его взвод перебазировался из парка на территорию нефтебазы, заняв позицию на молу, который длинной косой врезался в воды залива. Взвод разместился в шлакобетонном сарае, разделенном глухой стеной на два помещения, в одном был устроен кубрик для личного состава, в другом — склад для боеприпасов и разного имущества взвода. На плоской зацементированной крыше сарая бойцы установили два крупнокалиберных пулемета. Третью огневую позицию для четырехствольного пулемета пришлось установить чуть ли не в конце мола. Лейтенант жил в кубрике вместе с бойцами.
Зима выдалась снежной и холодной. На косе, на этом открытом месте, ни на миг не утихали ветры, они, казалось, насквозь продували стены сарая. По этому поводу Савченко как-то сострил:
— Сейчас мерзнем, а как полезут самураи, нам возле этих цистерн с горючим может быть даже очень жарко.
— Типун тебе на язык! — прервал его сержант Осипов. — Затем тебя здесь и поставили, чтобы ты смотрел в оба.
— Ты, Валентин, суеверный, как моя бабушка, — рассмеялся Клим Савченко. — Она тоже, бывало, прервет меня и бухнет: «А чтоб тебя сыпью обсыпало!» Будто мало мне моих веснушек. — И, нахмурившись, продолжал: — Знаю, зачем нас тут поставили, да только оружие наше, по нынешним временам, не того… Вон в крупнокалиберных, чего уж там не делали, а металлическую ленту не отладили — часто заедает. На учениях это полбеды, а если во время боя заклинит?
— Мы не одни охраняем нефтебазу, — возразил сержант. — Есть еще две малокалиберные батареи. По всему видать, что главная наша задача — охрана танкеров…
Предполагать все можно. Здесь, на пирсе, рядом с сараем во время навигации швартуются танкеры с бензином, а также с маслом и спиртом. По краю косы проложены трубопроводы, по которым выкачивается жидкий груз, но сейчас март, и залив, насколько хватает глаз, покрыт льдом, занесен снегом. На этой белой глади часто маячат темные фигурки рыбаков, ведущих подледный лов корюшки, небольшой, сладковатой на вкус мелкой рыбы.
После возвращения взводного с фронта бойцы стали относиться к нему с особой почтительностью, как к старшему брату или любимому учителю. Ведь они совсем недавно читали в «Боевой вахте» корреспонденции «своего лейтенанта» с фронта, а теперь долгими вечерами, под неустанное завывание ветра, он много поведал им о наиболее ярких боевых эпизодах. Бойцы слушали его затаив дыхание и явно завидовали ему.