Подошли к берегу. Первым прыгнул в воду Голубенко, и в ту же секунду шлюпку перевернуло. Лесняк оказался по шею в воде, но приказ старшего по званию выполнял: фотоаппарат держал над головой. Выбрались на берег, подтянули лодку, разделись и расстелили на камнях обмундирование. Вдруг в портфеле Андрея что-то зашипело, показался дым, и вслед за ним раздался взрыв. Оказалось, что в магний проникла вода.
— Ну вот, выполнили задание! — с досадой проговорил Голубенко, с грустью поглядывая на портфель, из которого продолжал струиться сизоватый дымок. — Сам черт дернул меня за язык, когда я предложил твою персону себе в спутники. Растяпа!
Михайло виновато молчал, а Голубенко, стоя в трусах на камне, выкручивал свои штанины. Поглядев на приунывшего Лесняка, начал успокаивать:
— Ладно, не переживай, Михайло, — растяпа не ты, а я. Мне в разных передрягах приходилось бывать, пора бы уже стать предусмотрительнее…
— Всего не предусмотришь, — глухо отозвался Лесняк.
— Это верно. У меня случай был поздней осенью: послал редактор к артиллеристам береговой обороны, а живут эти пушкари в диком, отдаленном от благ цивилизации месте. Берег неприветливый, вокруг — море и непроходимая тайга. Пирсов никаких. Добирались к пушкарям так: останавливается корабль в миле от берега и ждет, пока к борту подплывет шлюпка. На этой шлюпке и шли к суше. И таким же манером — назад, на корабль.
Андрей аккуратно расстелил брюки на валуне, подошел к Лесняку — высокий, худощавый, как Дон Кихот, только без бородки.
— Прожил я у пушкарей три дня, — продолжал Андрей свой рассказ. — Снял десятка два кадров, фактов нагреб полный блокнот. В день отхода сложил все свое хозяйство в чемоданчик, сверху блокнот бросил и пошел на берег — подстерегать оказию. Жду час, другой. Ветер озорничает — сухим снегом лицо сечет. Волна поднялась. «Баллов шесть, не больше», — успокаивают приезжих местные жители. Наконец вдали замаячил корабль. Не прошло и полутора часов, как шлюпка причалила возле нас. Пока шли к кораблю — покачивало, а когда оказались с ним борт к борту, начало подбрасывать, как на трамплине. Первой прыгнула на палубу тучная тетка, я тоже нацелился, спружинил — и вслед за нею. Тут-то счастье отвернулось от меня: пока я пребывал в полете, раскрылся мой чемоданчик — и все хозяйство вместе с блокнотом плюхнуло в морскую пучину. Правда, кое-что и в шлюпку попало. Ну, из шлюпки достали, а остальное с блокнотом — в бездну. Приехал в редакцию, а там кричат: «Давай материал! Немедля!» Что делать? Дал — «Пушкари с берега ветров». И скажу честно: шедевр у меня не получился. А почему? Да потому, что для шедевра нужен был блокнот с фактами…
Закончив рассказ, Андрей пустился в бег на месте — решил согреться. А ветер безумствовал. Море бушевало. Посмотрев на зашедшее за тучку солнце, потом на часы, сказал Лесняку:
— Не унывай, парень! До вечера далеко, одежда на таком ветре быстро просохнет. Фотоаппарата жаль, но ничего — отремонтирую. А выход из положения всегда можно найти — только захотеть надо. Не может быть, чтобы здесь, в гарнизоне, не нашлось фотолюбителя с аппаратом.
Задание редакции они тогда выполнили. Более того: корреспонденцию Михайла отметили на редакционной «летучке». Это вселило в него больше уверенности, и спустя несколько дней, воспользовавшись своими фронтовыми записями, он написал фельетон о двух фрицах, взятых в плен в женских шубах и шерстяных платках, просивших шнапса и во все горло оравших «Гитлер капут!». Фельетон опубликовали в сатирической рубрике под названием «Полундра» и затем вывесили на стенде лучших материалов газеты. С тех пор Лесняк вошел в коллектив редакции как свой вахтинец.
Коллектив был поистине дружным и боевым. Часто важные материалы перед публикацией «пускались по кругу», то есть обсуждались коллективно по отделам.
Советы автору давали дельные, замечания высказывали открыто и обоснованно, нередко, конечно, подвергали и критике. Но критика была, как правило, доброжелательная, товарищеская. Все говорило о том, что вахтинцы работали с душой, и это давало плоды — на флоте любили газету, называли ее своей. В каждом номере можно было прочитать и свежую информацию, и глубокую пропагандистскую статью, стихи, очерк и рассказ.
Редакция «Боевой вахты» казалась Михайлу похожей на подводный корабль, в котором много отсеков и в каждом — своя жизнь, свой ритм работы, свои темы для разговоров и дискуссий. Его, конечно, привлекал более всего «литературный отсек», где всегда было шумно: сюда сдавали материалы в «литстраничку», начинающий приносил свои стихи, здесь ершисто и громко обсуждали молодые поэты и прозаики произведения своих коллег.