…Лесняку не приходилось бывать на Русском острове, однако он легко нашел старые, еще в царские времена построенные казармы с толстенными стенами, сводчатыми потолками и маленькими, как в крепости, окнами. Казармы, видимо, долго пустовали — стены повлажнели, покрылись большими рыжеватыми пятнами, по ним местами даже сочилась вода.
В узком полутемном коридоре, у тумбочки, стоял дебелый матрос с повязкой на рукаве и с висевшей на его груди хромированной дудкой. Дудка на флоте — неизменная принадлежность боцмана и вахтенных. Матрос, все более хмуря брови, присматривался к Лесняку. Михайлу показалось что-то знакомое в волевом лице этого моряка. Вдруг матрос выпрямился и поднес руку к бескозырке:
— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! Вы к кому?
— Климов?! — удивленно произнес Лесняк. — Вот тебе и раз! Не думал, что встречу вас здесь. Я ищу отряд старшего лейтенанта Леонтьева.
— Так мы как раз тут и квартируем, — сказал Егор и, отойдя в сторону, приоткрыв дверь кубрика, крикнул: — Старшина Сагайдак! На выход! — Вернувшись на свое место, добавил: — Сейчас будет.
— Гордей Сагайдак? — переспросил Михайло. — Он тоже с вами?
— Так точно! — ответил Егор, широко улыбнувшись. — И Клим Савченко также.
Вышел из кубрика Сагайдак, спросил:
— Что здесь? — Увидев Михайла, развел руками, воскликнув: — Кого я вижу?! Ты к нам, Мишко? — И, взглянув на Климова, поправился: — К нам, товарищ старший лейтенант?
— К вам, Гордей, к вам, — ответил Лесняк, подавшись всем телом к Сагайдаку. Они с размаху пожали друг другу руки. — Так вот куда вы удрали — в разведотряд.
— Набирали добровольцев, — радостно сообщил Сагайдак. — Я об этом узнал и шепнул Савченко. А тот и Егора подбил. Ты надолго к нам? На несколько дней? Ну, значит, успеем наговориться. Проводить к командиру?
В маленьком с высоким и узким окном кабинете сидел за столом старший лейтенант Виктор Леонтьев и, как-то комично выпятив толстые губы, при помощи карандаша и линейки расчерчивал лист бумаги. Он поднял на Лесняка глубоко посаженные темно-синие глаза и улыбнулся. Михайло подал ему документы. Рассматривая их, Леонтьев молча кивнул на стул, стоявший возле стола, — пригласил сесть. На его груди тускло поблескивала Звезда Героя. Возвращая документы Лесняку, сказал:
— У нас ничего особенного нет. Обычные матросские будни. В Заполярье тихоокеанцы крепко нам помогали. Теперь настала наша очередь за добро добром платить. Сюда прибыла только часть нашего разведывательного отряда, пришлось пополнить состав тихоокеанцами-добровольцами из разных частей и кораблей. Разумеется, тщательно отбирали, передаем им свой фронтовой опыт. — И загадочно улыбнулся: — Может быть, пригодится… Ежедневно — учения, учения. Нам, североморцам, тоже есть чему поучиться здесь: надо освоить новый, необычный для нас театр возможных действий…
— Я только что узнал, что в вашем отряде — трое моих давних знакомых, — сказал Лесняк. — Старшина Сагайдак, мой односельчанин, друг детства, а двое — Климов и Савченко — когда-то служили в моем взводе.
— Знаю их, — сказал Леонтьев. — Ладные парни. Вам в отряду будет веселее с ними. Я прикажу, чтобы для вас приготовили постель, у нас есть свободный кубрик.
В тот же день, под вечер, Михайло снова встретился с Гордеем, рассказал ему, что сюда, в Приморье, прибыл и Василь и что они разыскивали его, Сагайдака, но уже не застали на катере. Гордей очень сожалел, что не пришлось свидеться с Василем. В свою очередь Сагайдак рассказал Михайлу, что их отряд состоит из ста пятидесяти человек, что североморцев у них наберется около полусотни.
— Их легко отличить, — сказал Сагайдак. — У каждого грудь в орденах и медалях. Повоевали хлопцы на славу. Начнут рассказывать — заслушаешься. В скольких рейдах по вражеским тылам ходили, в каких только передрягах не бывали! Вот о ком без преувеличения можно сказать — орлы! И первый орел — наш командир Виктор Леонтьев. С виду он может показаться мешковатым, хмурым, никогда я не видел, чтобы с нами песню подтянул, хотя слушает охотно. Он — ты заметил? — слегка припадает на одну ногу — был ранен. Душа-человек. И голову имеет ясную и мудрую. За годы своей службы на флоте я повидал всяких командиров, но этого как-то сразу полюбил. Он — Герой, на всех флотах наших слава о нем гремит, и, понимаешь, ни малейшей позы, никакой спеси, со всеми нами — по-дружески. За таким каждый в огонь и в воду пойдет. Я не преувеличиваю, спроси хоть Савченко, хоть Климова: они готовы на него молиться. Североморцы — ясное дело — откровенно гордятся им.