В полосе наступления 1-го Дальневосточного — сплошные горы, покрытые тайгой, и обширные заболоченные районы. Дороги в этих местах очень плохие, населенные пункты разбросаны далеко друг от друга. Комаров не меньше, чем в болотах Прибалтики, и еще беда — энцефалитные клещи. Поэтому солдатам приказано воротники гимнастерок не расстегивать даже в сильную жару, а обшлага плотно завязывать.
1-й Дальневосточный кроме основного должен был нанести два вспомогательных удара: один из района Барабаша, другой — из района Краскино — озеро Хасан вдоль морского побережья. Здесь, на левом фланге фронта, действовала 25-я армия генерала Чистякова.
Ливень осложнил дело, но кое в чем и помог. Японские часовые, прикрываясь плащ-палатками, спрятались от ливневых потоков, за шумом которых не услышали, как советские саперы сделали проходы в заграждениях из колючей проволоки, на которую японцы понавешивали множество пустых консервных банок. Разведчики и передовые отряды застали врасплох гарнизоны огневых точек и взяли их в плен…
Наступление с каждым часом нарастало.
Михайло же сумел заснуть лишь перед рассветом, а проснувшись, узнал, что Леонтьева и замполита Задонцева утром вызвали в разведотдел штаба флота. Лесняк попросил командира отряда позвонить редактору флотской газеты и получить новые указания для него, Михайла.
Леонтьев и комиссар вернулись из Владивостока к вечеру. А вместе с ними прибыл и фотокор «Боевой вахты» Андрей Голубенко. Лесняк бросился к нему.
— Благодари меня и бога, — сказал Андрей. — Мы с тобой первыми из вахтинцев совершаем рейд в один из корейских портов. — И тут же добавил: — Не пугайся, пойдем с парнями Леонтьева.
XIX
Боцманская дудка подняла отряд по боевой тревоге задолго до рассвета. У каждого с вечера все было наготове: оружие и рюкзаки. Одежда — бушлат или легкая куртка, из-под которых на груди виднеется треугольник полосатой тельняшки — свидетельства «морской души». Касок в отряде не признавали. На одних были бескозырки, а большинство — кто в кепках, кто в спортивных шапочках. Одежда должна быть легкой и удобной.
Перед казармой состоялся короткий митинг. Его открыл, стоя на крыльце рядом с Леонтьевым, комиссар отряда Юрий Задонцев. Он говорил о том, что отряд идет в свой первый поход на новом театре действий, что он хорошо подготовлен к боям и успешно выполнит боевой приказ командования флота.
— Через несколько минут за кормой наших кораблей останется наша Родина, — сказал Задонцев, заканчивая выступление. — А там, за морем и за сопками, многострадальный корейский народ ждет своего освобождения. Мы идем на подвиги во имя чести и славы Отечества.
В числе выступавших был и комсорг отряда — старшина второй статьи Сагайдак. Лесняк слушал Гордея с особым интересом. Свое выступление Сагайдак закончил пламенным призывом:
— Дорогие мои побратимы! Отомстим самураям за смерть Сергея Лазо, за нашу Волочаевку, за всех, кто погиб на озере Хасан и на Халхин-Голе, за потопленные наши корабли!
Отряд быстро и бесшумно погрузился на два торпедных катера и отчалил от берега. На головном корабле — взвод мичмана Бабичева, к которому прикомандировался и Лесняк. Здесь же вся группа обеспечения. На ходовом мостике плечом к плечу с командиром катера стояли старший лейтенант Леонтьев и заместитель начальника разведотдела флота, которому командование поручило обеспечить успешную высадку в намеченном пункте.
За первым в кильватере идет второй катер со взводом мичмана Никанорова. С ним, как всегда на переходах и при высадке, замполит капитан Задонцев. На этом же катере и Андрей Голубенко.
В синеватой дымке рассвета постепенно растаяли контуры острова Русского. Стоя на юте и всматриваясь в даль, Лесняк радовался тому, что среди прибывших на остров морских пехотинцев он встретил прикомандированного к ним Костю Мещерякова. Идя в батальон к Мещерякову, неожиданно встретился с Еленой Кононовой, с которой познакомился, когда писал историю полка. Поздоровавшись, спросил: