Метод координации, безусловно, лежит в истоках любой философии, потому что он возбуждает мысль. Если кто-то сказал, что любовь есть голод вида, выверни эту фразу наизнанку и скажи, что голод есть любовь индивидуума. Еще Паскаль, как истый философ, перелицевал поговорку «привычка – вторая натура», и получил: «На, тура – первая привычка». Ты слышишь о свободе совести? Возьми и сопоставь ее с совестью свободы. Тебе предлагают решить квадратуру круга – подумай о скруглении квадрата.
Ночью, когда голова дона Фульхенсио покоится на подушке, а рядом мирно почивает донья Эдельмира, его жена, он только начнет думать о координациях, как на него уже опускается сон, настолько глубоки и весомы его мысли. С полным основанием называет он свое учение философией сверхчеловеческого ритма.
К здравому смыслу он питает священную ненависть, odium philosophicum,[16] о нем он выражается так: «Что? Здравый смысл? На кухню его!» А когда до ушей его доходит нелепое измышление о том, что, мол, в голове у него сверчки стрекочут, да всяк на свой лад, он цитирует небольшой стихотворный фрагмент, который сочинил для собственного развлечения:
Таков дон Фульхенсио, которого дон Авито избрал себе руководителем в деле воспитания гения.
Когда дону Фульхенсио докладывают о приходе Карраскаля, он выходит в шлепанцах, кладет руку на плечо гостю и восклицает:
– Мир вам и наука, друг мой Авито! Рад вас видеть!..
– Вы великодушны ко мне, как всегда, дон Фульхенсио… Я немного взмок; до вас так далеко… Теряешь много времени на то, чтобы преодолеть пространство…
– Почти столько же, сколько преодолеваешь пространства, чтобы убить время… Ну, как ваша роль?
Дон Авито немного смущен глубокой проницательностью философа и, прочтя у входа в кабинет надпись «Цель человека – наука», оборачивается к своему учителю и робко спрашивает:
– А цель науки?
– Составить каталог вселенной!
– Для чего?