Дон Фульхенсио делает паузу, записывает афоризм и продолжает:
– Я уже предостерегал тебя, мой мальчик, от общения с людьми благоразумными, ибо тот, кто никогда не говорит нелепостей, безнадежный олух, можешь не сомневаться. Если бы сделать особую инъекцию, впрыснуть всем в мозги сыворотку из четырех парадоксов, трех нонсенсов и одной утопии, мир был бы спасен. Не гонись за физическим здоровьем в ущерб духу. Не верь в то, что старики называют жизненным опытом, какая-нибудь набожная старушонка, сто раз в день бормочущая «Отче наш», никак не больше понимает в жизни, чем тот, кто годами не вспоминает эту молитву. Да нас как раз и влекут те пути, где не все гладко. Опыту, почерпнутому из книг, тоже не слишком доверяй. Тебе будут твердить: «Факты, факты, факты!» А что, собственно говоря, не является фактом? Все сущее – факт, ибо оно существует, а быть – это уже событие! Раньше в книгах были слова, теперь они набиты ссылками на факты, а вот чего там никак не отыщешь, так это идей, Если бы я оказался перед печальной необходимостью подкрепите мои доктрины фактами, я бы их придумал, так как, по моему глубокому убеждению, все, что человек может вообразить, действительно произошло, происходит или произойдет в будущем. Кроме того, тебе мало будет проку в каких бы то ни было фактах, даже когда в книгах они спрессованы в удобные для заглатывания облатки, если они не орошены соками интеллекта, под воздействием которых они превращаются в сплав идей. Чурайся фактологов, ведь фактология не что иное, как работающий вхолостую здравый смысл, обрати внимание – вхолостую, тут он лишен той почвы, на которой он дает плоды, пусть тривиальные, но полезные. Однако не иди и за теми, что бродят по свету с котлом скандинавского бога Одина. Подобно этому богу, они таскают на плечах, словно шляпу, огромный котел – форму для изготовления сыров, – края которого бьют им по пяткам, налезают на глаза, не дают видеть, что делается кругом; люди эти носятся со своим рецептом, и, согласно этому рецепту, в сыр надо положить всего, что есть на свете, но им негде взять молока на изготовление такого огромного сыра, Его лучше изготовлять вручную.
Дон Фульхенсио останавливается, чтобы сделать запись: «Схоластика – это величественный и прекрасный собор, построенный с учетом многовековых достижений храмовой архитектуры, но из необожженных кирпичей», Затем продолжает;
– Будь эксцентричным, мальчик мой, насколько сможешь, лучше говорить диковинные вещи, чем просто нести дичь. Ведь серые тупицы, что называют ближнего своего эксцентричным, сами отдали бы все на свете, чтобы стать такими же! Не давай им понять до конца, кто ты таков, заметай следы, как лисица хвостом, сбивай их с толку. Будь непоследовательным в их глазах, чтобы они в конце концов отказались от попытки отнести тебя к какому-то разряду и стали говорить: это Аполодоро Карраскаль, единственный в своем роде. Вот тогда ты будешь самим собой, личностью единственной и неповторимой. Пусть твои разные поступки и слова будут связаны между собой только одним: тем, что они твои. Преобразуй всякий дошедший до тебя звук, каким бы он ни был, усиливай его и придавай ему свой тембр. Это и будет твой вклад в него. Пусть скажут: «Это звучит как у Аполодоро», – подобно тому как говорят о звучании флейты, свирели, гобоя или фагота. А ты старайся звучать, как орган, на всех регистрах. Ты что-то хотел сказать?
– Нет-нет, ничего. Я внимательно слушаю!
– Люди бывают трех типов: одни сначала думают, потом действуют, это люди осторожные; другие действуют, не подумав, это безрассудные; а третьи действуют и думают одновременно: они думают о том, что делают, и в то же время делают то, о чем думают. Это и есть сильные люди. Так будь в числе сильных! А наука, друг мой… что тебе сказать о науке? Ты видишь на плакате афоризм: «Цель человека – наука». Мир сотворился (заметь: сотворился, а не был сотворен) для того, чтобы человек его объяснил. А когда он будет объяснен…
Сверкающие глаза философа мечут искры, голос его гремит в пророческом пафосе:
– Наука! Вся наука в конце концов будет сведена человеком к рациональному каталогу, обширному словарю, в котором все наименования получат исчерпывающие определения и будут упорядочены по генетическому, и идеологическому критериям, причем обе эти классификации в конечном счете совпадут. Когда все вещи окажутся сведенными к идеям, вещи исчезнут, останутся только идеи, а эти последние, будучи поименованы, превратятся в имена, и тогда останутся лишь имена, которые вечно будут звучать в безграничном молчании вселенной. Таков будет конец и отрицание реального мира сюрреальным. Ну, на сегодня хватит с тебя, можешь идти!