Когда я думала о мальчиках — Мышонке, Гиги и Бамби — и о том, что могу их потерять, я едва могла это вынести.
— Жаль, что я не моту разорваться на части, — сказала я ему однажды вечером, всего через неделю после возвращения. — Так было бы лучше. Разве не ужасно, что ты продолжаешь гулять, дышать, писать письма, ходить на рынок и все остальное, что ты привык делать, когда на самом деле ты разлетелся на осколки?
— Это называется инстинктом самосохранения, дорогая.
— Тогда я не хочу им обладать. Не хочу в этом участвовать. Я хочу быть честной.
— Выпей еще виски.
— Я и так уже пьяна и не чувствую пальцев.
— Значит, виски делает свое дело.
Я не знала, чем мне еще заняться, кроме как вернуться за океан. Я позвонила Чарльзу Кольбо и сказала, что готова закончить начатую работу, но вместо привычного энтузиазма в трубке возникло странное напряжение.
— Для нас собирается писать Эрнест. Он звонил на днях. Я думал, ты знаешь.
— Что?! — Я была так удивлена, что даже потеряла дар речи. В горле появился ком размером с яйцо. Наконец я сказала: — Он не упоминал об этом.
— У нас там может быть только один аккредитованный журналист. Мне ужасно жаль.
— Двадцать шесть статей, Чарльз! Вы опубликовали двадцать шесть моих работ с тех пор, как я уехала в Испанию, и вы бросаете меня ради моего собственного мужа?
— Думаю, ты знаешь, в каком затруднительном положении я оказался. Я должен беспокоиться о тираже. И не забывай, что он сам предложил мне. Пожалуйста, прости меня за эти слова, Марти, но, возможно, ты споришь не с тем мужчиной.
Когда он повесил трубку, я еще долго держала телефон в руке, пытаясь утихомирить рев в ушах. Если бы кто-нибудь спросил меня много лет или даже месяцев назад, думаю ли я, что Эрнест способен на такое, я бы рассмеялась. Он слишком любил меня, чтобы зарыть мой труд. Но это было настоящее возмездие. По его мнению, предательство совершала я. Я бросила его ради своей работы и собственных целей, и теперь мне придется страдать, как страдал он.
Мне было невыносимо думать о том, что все это значит, или о том, что может понадобиться, чтобы мы снова стали заодно. Я едва узнавала Эрнеста. Его демоны победили, они захватили его, и, похоже, он больше не узнавал меня. Я не видела в нем любви, и это приводило меня в отчаяние.
Хуже момента трудно было найти. Вторжение в Нормандию должно было начаться в любой момент. Я готовилась к нему с октября, изучала то, что мне нужно было узнать, и планировала, как осветить это событие так, чтобы, когда придет время, мой голос прозвучал бы в унисон с другими и я смогла бы рассказать об одном из самых важных моментов в истории войны. Но теперь у меня не было никаких официальных полномочий и никаких гарантий, что все, что я напишу, найдет своего читателя. Как будто я вернулась к началу, когда у меня еще молоко на губах не обсохло и когда я направлялась в Испанию.
Впервые за много лет это воспоминание не принесло мне никакого утешения.
Когда я накинулась на Эрнеста, он лишь нахмурился, его челюсть уперлась в меня, а глаза окаменели.
— Ты давно вынуждала меня так поступить, не переставая провоцировала весь год. Только ты виновата в том, что я наконец пошел на поводу.
— Ты мог пойти в любой другой журнал в мире, абсолютно в любой, но ты выбрал мой. Я не знала, что в тебе живет такая жестокость! — Мое лицо пылало.
— Ну, если повезет, меня разнесет на куски. Тебе бы этого хотелось, не так ли?
— Неужели у тебя больше нет ко мне никаких чувств? — спросила я, но его лицо оставалось безучастным.
Когда я шла по коридору к спальне, у меня закружилась голова. Я протянула руку, чтобы коснуться стен кончиками пальцев, и почувствовала, что безнадежно заблудилась в темноте. И тут я совершенно ясно осознала: если я снова найду свой путь, это будет настоящим чудом.
Глава 71
Эрнест почти сразу же уехал в Нью-Йорк. Он улетел на гидроплане в Шеннон, а оттуда — в Лондон. Сначала я подумала, что в нем еще осталось немного любезности и он попытается и мне найти место в самолете, ведь у меня больше не было представительских расходов, никто не собирался оплачивать дорогу, и я уже потратила свой аванс за «Лиану». Но он сказал, что это невозможно: на самолеты ВВС Великобритании женщины не допускались.
Я обращалась за помощью ко всем знакомым, и в этот самый момент узнала, что Бамби подал заявление о переводе в управление стратегических служб. Почти сразу, как он получил допуск и его обучение было завершено, он вызвался десантироваться в тыл врага — в удерживаемую немцами часть Франции.