Когда все закончилось, он, усталый и замученный, сел на поезд до Майами, а затем на панамериканский клилпер до Гаваны. Мы с мамой встретили его самолет, и, хотя все знали, как он устал, выглядел Эрнест триумфатором: в кармане его рубашки лежал контракт со «Скрибнерсом». И условия этого контракта были невероятными: ему обещали двадцать процентов за проданные двадцать пять тысяч экземпляров — неслыханный гонорар! Клуб «Книга месяца» тоже присматривался к его новому роману для своей октябрьской подборки, и если его выберут, издательство напечатает еще сто тысяч экземпляров, в результате количество копий будет только расти. «Скрибнере» собирался посвятить книге все свои витрины на Пятой авеню, и уже поговаривали о том, что в Голливуде купили права на экранизацию, в которой главную роль сыграет Гэри Купер.
Я была очень рада за Эрнеста. Но меня задевал тот факт, что перед его книгой, которую еще даже не издали, уже расстелили красную ковровую дорожку. Я же столько сил потратила на «Поле боя», а она почти сразу превратилась в ничто. В эту книгу я вложила все лучшее, но, вместо того чтобы испытать триумф или чувство гордости за свой труд, оказалась поверженной. Мне все еще было больно оттого, что работу, которую я любила и из-за которой страдала, так легко забыли. Меня злило, что даже несколько хороших отзывов, которые я получила, затмила статья о моей любовной связи с Эрнестом. Я не знала, как поделиться этим с ним, особенно когда его книга должна была стать самым значимым романом года и, возможно, самой важной вещью, которую он когда-либо создал.
До меня начало доходить, что все это значит. Книга уже излучала свет, за который большинство писателей отдали бы жизни, лишь бы хоть на мгновение очутиться в его лучах. Это была мрачная, мерцающая звезда, создающая собственную атмосферу и гравитацию. Это было самое важное событие в нашей жизни.
Теперь, когда Эрнест закончил писать, он мог переключиться на другие вещи, например начать беспокоить Паулину по поводу последних деталей развода и говорить о нашей собственной свадьбе, которая все больше и больше занимала его мысли. Я всегда знала, что рано или поздно это случится, и направляла всю свою энергию на то, чтобы уладить проблемы с Паулиной, — тогда мы с Эрнестом наконец смогли бы быть вместе по-настоящему, без каких-либо барьеров или борьбы. Но теперь, когда наш брак стал неизбежным, я почувствовала странное беспокойство и растущий страх. Я не понимала почему, и это беспокоило меня еще больше.
Эрнест, казалось, ничего не замечал — он был слишком погружен в свои мысли, — но мама заметила. Когда мы ехали на пароме в Гавану, до Форт-Лодердейла, я сразу поняла, что она хочет поговорить со мной.
— Если тебя что-то мучает, ты должна к этому прислушаться. Интуиция нам дана не просто так.
— Я не хочу его потерять.
— Я не предлагаю тебе его бросить. Наслаждайтесь вашей идиллией. Вы в раю… Я это вижу. Но все же рай не вечен.
— Пожалуйста, не говори так! Не сейчас. Я и без того чувствую себя слишком уязвимой.
— Хорошо, расскажи мне, что тебя беспокоит? Чего тебе хочется?
— Я хочу его, но Эрнест — как непреодолимая сила природы: он притягивает все на свою орбиту, запечатывает углы и пути для отступления. Он делает это спонтанно, без лишнего самокопания. И эта книга. Может, он и закончил ее писать, но работа на этом не завершена. Приближается что-то еще. Я это чувствую.
— А что подсказывает тебе сердце?
— В этом-то и суть. Когда дело касается Эрнеста, у меня как будто два сердца и по меньшей мере два взгляда на ситуацию.
— Он значимая фигура, это точно. Но и ты тоже, моя дорогая. Не надо себя недооценивать. Ты сильнее всех, кого я знаю. И что бы ни происходило, ты со всем справишься.
— Я люблю тебя, ты же знаешь это? — сказала я и поцеловала ее. — Ты точно не можешь остаться?
Весь оставшийся день я варилась в своих мыслях. У Эрнеста уже были две жены, обе очень сильные женщины, если верить его рассказам. И все же они оказались недостаточно сильными. Или это их любовь оказалось недостаточно сильной? В любом случае для обеих наступил конец отношений, печально и бесповоротно. Смогу ли я это вынести, если судьба уготовила такой же исход и нам? Смогу ли я отступиться в страхе, даже не попытавшись бороться?
— Думаю, мне нужно больше времени, — наконец сказала я Эрнесту, снова и снова задавая себе вопросы и не находя ответов. Я хотела быть деликатной, но он все равно вздрогнул.