Он сохранил ваши письма. У него их целая пачка. Им много лет, но он ни одно не выкинул».
Кейт случайно их обнаружила. В кабинете отца в старой конторке, которой он не пользовался. Она хотела забрать ее для собственных нужд, но когда открыла крышку, то увидела письма. Большинство из них относились ко времени его пребывания в Регби. Полные нежности письма матери. Послания младших сестер, выведенные старательным почерком, когда они еще осваивали искусство каллиграфии. И брата — в ту пору виконта Мелфорда, — написанные убористым почерком, повествующие о его приключениях в университете и напутствующие юного Чарлза в учебе. Она не должна была их читать, но прочитала.
«Я знаю, что он значил для вас когда-то, и вы — для него. Неужели вы никогда не думаете о нем?»
Она не могла произнести этого вслух. Она не могла сказать ничего такого. Слишком долго стояла она, молча глядя на этого человека, для которого была кровной родней и в то же время никем.
Очнувшись, Кейт стремительно пошла прочь, направившись через улицу к тому месту, где ее ожидала Виола, хотя во время репетиций всегда уплывала, подобно лебедю, придав себе неприступный, гордый вид, заимствованный у учителя танцев в школе мисс Лоуэлл. Рискнув бросить взгляд назад, девушка убедилась, что человек зашел в дом. Очевидно, волнение, испытанное при встрече с ней, было для его светлости незначительнее икоты.
— Что ж, по крайней мере быстро, — встретила ее Ви с неохотным одобрением и протянутой рукой с томиками «Гордости и предубеждения». — Я боялась, что ты попросишь дворецкого, чтобы пустил тебя к ее светлости.
— Нет. Я, как и говорила тебе, просто оставила записку.
Кейт забрала у сестры книжки. Ей хотелось поделиться новостью, но поделиться было не с кем. Виола с равнодушием отнесется к возможности быть представленной их тетке, а на рассказ о встрече с дядей, вероятно, ответит с уничижающим презрением.
— Ты могла бы с не меньшим успехом отправить письмо по почте и избавить нас от похода через весь город. Видит Бог, что живущие на Беркли-сквер могут себе позволить заплатить два пенса за доставку.
Кейт не ответила. Она любила сестру. Она любила всю свою семью. Разве было безрассудно мечтать о жизни, в которой люди ценят учтивость, внимание и этикет и сознают, что при доставке письма есть о чем подумать, кроме как о том, в состоянии ли адресат позволить себе оплатить корреспонденцию? Так ли плохо с ее стороны не желать быть ничем для людей, связанных с ней кровным родством и именем?
Полторы мили от Беркли-сквер до их цели в Блумсбери давали достаточно времени, чтобы заново пережить короткую сцену на пороге особняка — с того момента, как она взялась за молоточек на двери, и до отступления с пылающим лицом прошло не более минуты — и поразмыслить над важностью каждого эпизода. Дворецкий не мог по собственному усмотрению решить объявить о ее приходе. Наверняка это леди Харрингдон распорядилась, чтобы он сделал это в другой раз, когда появится мисс Уэстбрук, но почему? Ее дочери разъехались, и она не знает, чем заниматься, кроме как подыскивать женихов для юных барышень. Ей нужен новый объект.
Но если это было так, — хотя Кейт не допускала такой мысли, — лорд Харрингдон, судя по его очевидному удивлению при встрече с ней, был, похоже, не в курсе этих планов. Возможно, он немедленно прошел наверх к жене, чтобы узнать, что именно одна из мисс Уэстбрук делала на пороге их дома, после чего убедил графиню воздержаться от своих каких бы то ни было благотворительных порывов.
О, мог бы и не утруждаться. Потому что, когда потребовал бы от жены объяснений по поводу появления мисс Уэстбрук, она бы сказала: «Ах, эта бедная девочка. Она с настойчивым упорством приходит со своими записками по каждому случаю, и я хотела пригласить ее, чтобы попросить оставить надежду на наше внимание».
Кейт мысленно поежилась. Ни сестра, ни прохожие не могли видеть этого. Обычно эта дерзкая часть ее рассудка затевала яростный спор с той другой, которая жила в презренном ожидании и сомнениях.
Сегодня она затаилась в молчании, намереваясь предоставить ей возможность рисовать события, в высшей степени неприятные для ее надежд.
Все стало еще мрачнее, когда они с Виолой достигли Куин-сквер и школы мисс Лоуэлл для юных леди. В вестибюле, где ученицы дневного обучения ожидали, когда их отвезут домой, у камина толпилась стайка девочек, трещавших как веселые сороки. Би и Роуз стояли у окна на противоположном конце комнаты.
Кейт сжала кулаки; теперь нужно было заставить пальцы расслабиться. Каждой клеточкой своего существа она помнила это чувство отверженности, когда с тобой не делятся шутками, сплетнями и насмешками над тем или иным красавчиком-братом одной из девочек.