Теперь она сама незаметно поглядывала на молодца и невольно любовалась его статью. Михаил Федорович не достал бы ему до плеча, а уж какой царственной осанкой мог похвалиться сын боярский! Петр Албычев много раз проплывал Туру, Тобол и Иртыш. Спускался по Оби в Студеное море-окиян и ходил на кочах мангазейским морским путем. Бывал он и в других землях. Однажды Иван Желябужский спросил его про Бухару. Сын боярский обстоятельно объяснил, что путь туда неблизкий:
– Вверх по Тоболу до самого истока надобно тащить дощаник бечевой. Потом конный путь. Лес поредеет, пойдет степь, потом песок. Колодцев мало, и вода солоноватая. Лучше нанять верблюдов, токмо дорого просят. Едешь по песку, потом будет перевоз через Сырдарью, именуемый Чиркайлы, чрез пять рукавов Кувандарьи. Ну, там и Бухара. Град немалый, обнесен земляной стеной с воротами. Избы земляные, но бусурманские церкви из камня, а купола золоченые. Бани даже для простого народа выстроены роскошно! Только топят слабо, с нашими черными баньками не сравнить. Ну и чарку нельзя после баньки по христианскому обычаю. Бусурманская земля! От тамошнего султана поставлены люди, которые в дома входят и разыскивают, нет ли питья, кроме воды и кумыса. Ежели найдут вино, разбивают посудину и порют кнутом на базаре.
– Неужто ты не выпивал после баньки? – изумился кормщик.
– Выпивал, и вина ни разу у меня не нашли. Вот только запах из уст унюхали, и пришлось мне коротко с ихним кнутом познакомиться, – хохотнул Петр Албычев.
– Русские купчишки приезжают туда? – осведомился Иван Желябужский.
– Ездят из Астрахани. Торгуют красной кожей, бараньими шкурами, деревянной посудой. Персияне привозят краски, шерсть, аргамаки. Индийские купцы меняют рабов на русские товары. Из Китая приходят караваны, когда у Бухары нет войны с Ташкентом. До Китая девять месяцев пути через перевалы, но в Чинском государстве не был, врать не буду.
Краше благородной Бухары, по словам Петра Албычева, была златокипящая Мангазея на мангазейском морском ходу. Об этом граде он рассказывал с упоением. Летом там был день без ночи, а зимою ночь без дня.
– Два месяца солнца не видать. Токмо нет в нем нужды! Летом приплывают в Мангазею торговые и промышленные люди, разбредаются по тундре на промыслы. Зимой возвращаются с богатой добычей на веселую гулянку. Самое притонное место есть златокипящая Мангазея. Зачем там солнце?
Он так живописал привольную жизнь в тундре под яркими всполохами северного сияния, раздирающими черное небо, что младший из Желябужских слушал его часами. Сын боярский частенько беседовал с братьями. С бабушкой тоже водил разговоры, даже с теткой, прихорашивавшейся перед его появлением, перебрасывался прибаутками. А вот с Марьей не заговорил ни разу, чем вызывал ее досаду. Но они все же поговорили, а произошло это после того, как суда выплыли из Туры в Тобол.
Величавая река несла свои холодные воды мимо низменных заболоченных берегов. Марья сидела у борта дощаника, глядя на болото, из которого торчал частокол мертвых сухих деревьев. Вдруг она услышала громкий крик:
– Пади!
Так, бывало, кричали царские стольники, сопровождавшие царицу на ночное богомолье. Помахивая плетьми, неслись они на горячих скакунах вдоль темных улиц, и редкие прохожие падали ниц, завидев царский возок, запряженный десятью могучими конями. Но то было давно, в прошлой жизни, оставшейся за Камнем. Зачем кричать здесь, на реке Тобол? Не успела Марья удивиться, как на нее навалилось что-то грузное и повалило на палубу. Оказавшись прижатой лицом к грубо отесанным доскам, Марья безуспешно пыталась освободиться.
– Татары! – послышался тревожный крик, сопровождавшийся резким свистом. Дощаник круто развернулся от берега. Затем раздался громкий выстрел из пищали, второй, третий. Марья потеряла им счет. Наконец, мертвая хватка, припечатавшая ее к доскам, ослабла. Девушка перевернулась на бок и увидела, как несколько казаков, стоявших на коленях у правого борта, палят из пищалей по прибрежным зарослям, а другие быстро заряжают пищали и передают их товарищам, поддерживая беспрерывную стрельбу. Со второго дощаника и с коча также непрерывно стреляли по берегу. Тобол заволокли клубы порохового дыма.
Отплыв на безопасное расстояние, казаки прекратили стрельбу. Пороховой дым рассеялся. Марья, у которой звенело в ушах от выстрелов, с трудом расслышала слова Петра Албычева: