– Прости, государыня! Недосуг было просить пригнуться. Вишь оно что! – Он кивнул на стрелу с белым оперением, впившуюся в доску в полувершке от головы девушки.
Марья повела плечами. Но странное дело! Надо было топнуть ногой в гневе, а ее вдруг охватила сладкая истома. Никогда раньше с ней такого не случалось, и сейчас она удивленно прислушивалась к новым ощущениям. Она бы поклялась, что Албычев, прижав ее к доскам, как будто ненароком коснулся своими губами ее девичьих кос. От такой дерзости ее лицо зарделось. Хорошо, что все мужчины смотрели на берег.
– Вон они за кустами! – Кормщик ткнул перстом в заросли у воды. Марья напрягла зрение и с трудом разглядела всадников, промелькнувших между голых кустов.
– Искерка! Бродячий царевич! – узнал Петр Албычев.
– Далеко, однако. Как различил? – засомневался кормщик.
– Искерка, как пить дать! Мне ли его каурого коня не знать!
Царевич Искер был одним из многочисленных сыновей царя Кучума, имевшего сотню жен. Марья не преминула с гордостью сказать, что ее дед Григорий Желябужский пленил Кучумово семейство. Старый кормщик пренебрежительно отмахнулся:
– Не выдумывай, боярышня, чего не ведаешь доподлинно.
– Доподлинно ведаю! Бабушка рассказывала про дедушку. Ведь правда, бабушка? – обратилась Марья за помощью к бабушке Федоре.
Но Федора Желябужская что-то невнятно пробормотала, не желая вступать в спор. Казак посмеивался в седые усы:
– Не ведаю, какие басни Григорий Григорьевич рассказывал на Москве, токмо Кучумово семейство пленил письменный голова Андрей Воейков, который служил после твоего родича Василия Хлопова. Мне тоже довелось поучаствовать. Мы со стрельцами вышли на Обь-реку, выше Чат три днища, где на лугу на Ирмени был стан Кучума. Войско его побили, шесть татарских князей, десять мурз, пять аталыков, братии двои, внуков на бою убили. Взяли живыми пять царевичей, восемь царевен и восемь цариц.
– Токмо Кучум ушел! – насмешливо заметил Иван Желябужский, недовольный тем, что кормщик развенчал семейное предание об отце – победителе Кучума.
– Однако утек! – виновато вздохнул Дурыня. – И ведь не тот уж был царь, как во времена Ермака Тимофеевича. Одряхлел Кучум, ослеп, в седле не держался, а все-таки утек в лодке за Обь. Всю реку обыскали, на плотах по притокам плавали, но так и не нашли царя. Кучум бежал с немногими людьми к калмыкам, но те прогнали его, потому что царь, как последний конокрад, повадился угонять их скот. Ушел он в Ногайскую землю жить и кормиться нищетой, но ногаи помнили еще его отца и сказали Кучуму: «Вор ты славный, Маметкулеев сын. Отец твой много зла нам содеял, и ты тако же нам учинишь». Убиен был Кучум от ногаев, людей его похолопили, а кучумовичи, коих мы пленили на Ирменском лугу, ныне, слышно, в Москве.
Да, Дурыня правду сказал. Почти все сыновья и внуки Кучума жили в Москве. Царевич Мотла Кучумович и его братья считались выше честью, чем знатнейшие князья. Их старались ублажать поместьями и вотчинами и в прибавку положили денежный корм помесячно. Кучумовичей поженили на боярских дочках, за которыми были даны великие пожитки. Однако в Боярской думе царевичи не сидели и к обсуждению важных дел их не подпускали, так как имели от них опаску. Служба у них была почетная и нехлопотная. Как на праздники идет царь в церковь, они ведут его под руки, да на всякий день бывают пред царем на поклонении. Вот и все! Однако не все кучумовичи смирились с судьбой. Кое-кто предпочел голодную, но вольную жизнь.
– Бродячий царевич Искер приезжал в Москву поглядеть на государево жалованье, – припомнила бабушка. – Лет десять назад приезжал. Хотели мы его крестить и женить на нашей родственнице. Токмо он уехал доискиваться отцовского царства. Знать, не погляделось государево жалованье.
– Может, не жалованье, а невеста не приглянулась? – пошутил дядя Александр.
Между тем Петр Албычев разглядывал стрелу, пущенную в Марью.
– Татарская! – изрек он.
Оказалось, что коч тоже обстреляли из луков. Сравнив стрелы, Петр Албычев нахмурился. Стрелы, застрявшие в бортах коча, были вогульскими.
– На охоте они стреляют костяными стрелами с тупыми наконечниками, дабы не повредить шкурку пушного зверя. А эти наконечники железные, боевые с зазубринами, дабы нельзя было выдернуть. Стрелы для человека. Худо дело! Бродячий царевич склонил вогуличей к измене.
На борту дощаника состоялся военный совет, в котором приняли участие сын боярский, кормщик и братья Желябужские. Петр Албычев предложил не гоняться понапрасну за царевичем, который привел с собой всего пять или десять татар. С такими ничтожными силами Искерка ничего не добьется, если не замутит вогуличей. Надобно, не мешкая, исполчиться на вогуличей и привести их в смирение, пока измена не распространилась по другим волостям. Кормщик полностью поддержал сына боярского: