Например, кто-нибудь заревнует тебя до смерти. Например, те четыре девушки, которые сейчас двигаются прямо на меня. Похоже, они настроены решительно, а я в каком-то оцепенении, но не от страха, а от неожиданности. Смотрю им в глаза, а там ничего нет.
К сведению: я не только нашел то, что искал, но и потерял то, что совсем не ожидал найти.
– Марина никак не хотела расставаться с ним, – говорит Аня, делая шаг.
– Мы предупреждали, что не отпустим его. Скорей всего, она поняла, что это мы его задушили, – спортивное тело Алисы готово к действиям.
– Когда Лиля сказала, что ты его брат, мы поняли: ты знакомишься с каждой из нас, как по списку, ты ищешь, – Вера элегантно напряжена.
– Мы поняли, что рано или поздно ты познакомился бы с ней, а она могла все тебе рассказать. Так что ее судьба решилась быстро.
Милая, очаровательная Лилия.
Они настроены решительно, а я набираю ноль-два.
Владимир Аникин: ЧМО
Площадка за лифтом производила угнетающее впечатление. Серый бетонный пол у приемного люка неряшливо припорошен свежим мусором. Тут же, за трубой мусоропровода, в углу, валялись залежалые отходы. Все это громко воняло. Грязно-зеленые стены, с пятнами обнаженной штукатурки, «украшены» неумелыми граффити и пошлыми надписями. Как-то неожиданно выглядело ярко-зеленое пятно свежей краски, блестевшее на уровне груди – как раз напротив мусоропровода. Резкий запах растворителя еще витал в воздухе, добавляя колорита в затхлую атмосферу подъезда. Внутренняя створка высоко задранного квадрата окна была открыта настежь. Пустая, без стекла, она почти сливалась со стенами, выкрашенная в тот же грязно-зеленый колер. Зато наружная рама сияла свежим некрашеным деревом и чистым стеклом. Плотно закупорив оконный проем, створка была заботливо приперта к раме парой вбитых гвоздиков. Не успевшее запылиться стекло беспрепятственно пропускало мутный свет, а за окном тихо догорал по-весеннему теплый, пасмурный мартовский день.
Возле свежевыкрашенного пятна, прислонившись к стене, стояла женщина. Ее внешность, как нельзя лучше, соответствовала обветшалой, неряшливой обстановке подъезда. На вид ей было что-то около сорока. Болезненно-худая фигура угадывалась под слишком свободным, давно вышедшем из моды и отслужившим все мыслимые сроки, серым демисезонным пальто. Неухоженное, одутловатое лицо, с синюшным крупным носом, мешками под глазами и небрежно накрашенными яркой помадой губами. Из-под бесформенного голубого берета выбивалась неряшливая прядь темно-русых с заметной проседью волос. Обута она была в сильно поношенные черные зимние сапоги на низком каблуке. Заметный дух перегара довершал образ опустившегося человека. Глаза ее были закрыты, а по щекам текли слезы, оставляя светлые дорожки до подбородка. Женщина плакала беззвучно, лишь судорожно вздрагивал подбородок под плотно сжатыми губами – заметно было, что она изо всех сил сдерживает рыдания. Ее колени заметно дрожали, отчего стена казалась последней опорой, удерживающей женщину на ногах. Рукой она осторожно касалась свежевыкрашенного пятна, словно оно было обжигающе горячим, но женщине непременно надо было его погладить… Вдруг рука безвольно упала вдоль тела, суетливо нащупала оттопыренный карман пальто и вытащила оттуда початую чекушку дешевой водки. Женщина оторвалась от стены, чуть качнувшись на неверных ногах, открутила крышку и приложилась к горлышку. На секунду ее глаза открылись, и столько нечеловеческой тоски было в этих до красноты заплаканных, опухших глазах! Торопливо допив остатки алкоголя, женщина глухо закашлялась, то ли поперхнувшись, то ли обжегшись крепким напитком. Небрежно отбросив пустую бутылку к мусоропроводу, она крепко прижала рукав пальто ко рту, унимая кашель. Тут ноги окончательно отказали ей, и она рухнула на колени, громко хлопнув ладонями о пол. Словно выбитые этим хлопком, из ее груди вырвались громкие рыдания. Голос у женщины оказался сиплым и срывающимся, отчего ее плач был похож на вой простуженного волка. Не понятно, чего больше было в этом вое – звериной злобы, или беспросветной тоски. Лязгнув металлом, открылась одна из ближайших квартирных дверей. На пороге появился взлохмаченный мужчина в поношенном спортивном костюме и тапочках. Вид у него был свирепый и решительный, но, увидев женщину, и, по-видимому, узнав ее, мужик как-то вдруг сник. Потоптавшись нерешительно на пороге, он осторожно, чтобы не греметь железом, закрыл дверь, попутно объяснив свистящим трагическим шепотом кому-то за своим плечом: «Галина…». А хриплый, полный безысходной тоски, вой-плачь дробился гулким эхом по притихшему подъезду, заставляя его обитателей испуганно замирать в своих квартирах, непроизвольно переходя на шепот…