Уже выходя из дому, Миша наткнулся на лист бумаги, прилепленного кусочком жвачки к дверце одежного шкафа. На нем почерком матери было нацарапано: «Мишаня, сыночек, прости дорогой, что ничего не сготовила к завтраку. Вечером будет что-нибудь вкусненькое. Обещаю. Мама». Подросток в раздражении сорвал листок, смял его и бросил в угол. Он много раз уже просил не называть его Мишаней, ему и кличку на улице приклеили с ее подачи – «Масяня». Да и в подобные обещания он категорически не верил, раз появятся деньги, значит, вечером напьется и может привести своих дружков-алкашей.
В школу Миша ходил как на каторгу. Учиться он не любил, способностей к учебе у него не было, но двойки получать боялся – ругались классный руководитель, завуч и мать. Зубрить уроки тоже не хотел – не дай Бог в хорошисты или отличники попадешь, которых демонстративно презирала школьная шпана. Шпану Миша боялся даже больше, чем завуча. Друзей у него в классе не было – застенчивый с детства, бедно одетый паренек, без особых талантов, он не вызвал интереса у сверстников. С первого класса он стал главным объектом для насмешек и издевательств у более смелых и более сытых одноклассников. С самого начала он не смог дать отпора сверстникам, а потому был «записан» в классные «чморики». Он уже смирился с этой ролью, мечтая поскорее как-нибудь окончить школу и уехать куда-нибудь подальше – «начать новую жизнь». Эту «новую жизнь» он пока представлял себе смутно, но твердо был уверен, что в этой жизни не будет пьяной матери, будет уважение окружающих и, обязательно, много денег.
Отсидев три урока, почти без приключений, перед четвертым Миша пошел к классному руководителю. На следующем уроке, геометрии, учитель грозился вызвать его к доске. Тему Миша не понял, как ни старался вчитываться в учебник, а значит, двойка была неизбежна, как восход солнца. Просто сбежать с уроков он побоялся, поэтому решил отпроситься у «классной». Жанна Геннадиевна сидела в учительской за своим обычным столом. Напустив на себя печально-озабоченный вид, подросток жалостливым голосом заскулил:
– Жанна Геннадьна, можно мне уйти с уроков?
– А что стряслось, Сотников?
– Счас Мельник… Ну, Саня Мельников, который во вторую смену учится, из седьмого бэ, мне сказал, что видел мать пьяную, на Мясницкой, у чепка… Надо ее домой отвести, пока в мент… милицию не забрали. На сутки же закроют и деньги отберут, которые не пропила…
Учительница болезненно сморщилась. Да и все присутствующие учителя сочувственно посмотрели на паренька – Галина, мать паренька, была известной личностью в микрорайоне. Ее осуждали и жалели одновременно. Жанна Геннадиевна внимательно всмотрелась в подростка. Годы работы в школе приучили ее с осторожностью относиться к словам детей, особенно подростков. Нет, похоже, не врет – столько муки и боли было в глазах ученика («только бы отпустила!»):
– А справишься, Миша?
– Ой! Да не впервой, поди! – воспрянул духом тот, – Она у меня не тяжелая, спасибо, Жанна Геннадьна!
Миша начал задом пятится к выходу, на самом деле, чуть не плача. Учительница лишь махнула рукой, не в силах произнести ни слова, от, перехватившего горло, спазма. Через пару минут Миша был уже на школьном дворе, на ходу застегивая куртку – если за ним смотрят в окно, ему следовало изображать заботливого сына, торопящегося на выручку матери. Лишь свернув в переулок, подросток замедлил шаг. Куда теперь? Может и правда дойти до закусочной? А, да ладно, кто его там увидит? Мысленно махнув на все рукой, Миша двинулся в сторону рынка. Там было проще и интереснее убить время, к тому же не исключалась возможность случайной наживы.
Рынок в будничный день не был оживленным местом, но кое-что интересное там можно было найти всегда. Например, горсть жареных семечек у задремавшей на весеннем солнышке старушки, или вытаявшие металлические монеты, насыпанные народом за зиму, только внимательно смотри под ноги. Сегодня даже удалось стащить жареный пирожок с картошкой. Пока торопливо дожевывал нечаянную добычу, спрятавшись за торговую палатку, видел, как ловкий карманный воришка, щипач, освободил от толстого кошелька карман зазевавшегося покупателя. Стало откровенно завидно – мальчишка моложе его, а уже такие деньжищи добывал! Случилась и неприятность – нарвался на поселковых пацанов. Будь он со своей обычной компанией, поселковых бы прогнали с чужой территории. А так, воспользовавшись численным превосходством (хоть Миша и не был бойцом, а все же приятнее было думать именно так) его завели за палатки, выгребли из карманов собранную мелочь и надавали тумаков. Несильно, но все равно, обидно. На прощание рыжий парень по кличке Жареный, передал послание для Серого (поселковые звали его, почему-то, Сирым) от Замка (поселковый авторитет). Замок требовал каких-то посылок, ссылаясь на некую договоренность. Ничего не поняв, Миша, понуро шмыгая носом, пообещал все передать Серому.