«Чёрт тебя дери, Сейбин, ты же не конченый трус!» – заорал он на себя. – « Какого черта ты подчиняешься каждому ее слову? Тебе милее разбиться, чем быть пристреленным?»
Разбиться…
– Эшлин, пусть ты и держишь пушку у моей головы, ситуацией все равно управляю я, – заявил Дейв и чуть повернул руль, игриво вильнув на встречку. – Что, если я не выдержу и отправлю машину в кювет, а? Смотри: обочины здесь крутые, а ограждения нет. Мы оба можем погибнуть в таком случае. Ты хочешь этого?
Эшлин покачал головой, усмехнулась:
– Ты так не сделаешь. Ты боишься смерти, я чувствую. Когда держишь в руке оружие, чужой страх смерти ощущаешь, как свой.
– Глядя на тебя, я понимаю, что есть вещи хуже смерти. Ну, так что, моя несостоявшаяся любовь, повторим судьбу Ромео и Джульетты?
Полицейские сирены давно стали привычным фоном, они не заглушали даже тихих слов. И Дейв слышал, как она сказала, тихо сказала:
– А ты знаешь… пожалуй да. Да! Это будет лучше, чем день за днем мерить шагами свою камеру и думать о тебе и этой… этой… я же тебя люблю! Прости меня…
Дейв не успел понять, отчего у нее сорвался голос – от смеха или от рыдания, но он успел понять главное: она выпустила пистолет и обеими руками вцепилась в руль, отчаянно пытаясь завладеть им и пустить автомобиль под откос. Сейбин боролся с ней какое-то время, а потом до него дошло, что это зря. На коленях лежал ее пистолет. Он схватил его обеими руками, соединенными наручниками, и ударил ее в висок. Эшлин дернулась, обмякла и навалилась на его плечо, словно решила подремать. Дейв поспешно затормозил, отдышался и только потом произнес, сам не зная зачем:
– И ты меня прости.
Дженнет ждала его в холле полицейского участка. Мелкие капельки воды сверкали в ее вьющихся волосах. Оранжевая куртка прекрасно гармонировала с алым зонтом. При виде мужа она вскочила грациозно, как всегда. И Дейв вспомнил, как он ей восхищается. Вспомнил, но восхищения не почувствовал.
Джен подошла к нему и обняла, окутав фруктовым ароматом утренних духов.
– Милый, наконец-то! Я так переживала! Я места себе не находила… Дейв, ты в порядке?
– Да, Джен. Все хорошо.
– Ну, слава богу. Дейв, зачем ты это скрыл от меня? Как ты мог?
– Ты о том, что Эшлин…
– Да, конечно! Если бы я не заглянула к соседке и не увидела у нее на столе эти проклятые листовки, я бы даже понятия не имела, что моего мужа захватила в заложники какая-то мародерка! Ты что, до такой степени верил ей?
– Смешно, но да, Джен…
«Верил больше, чем мне?» – должна была спросить она, но не спросила.
– Ну да ладно, благодаря счастливой случайности все обошлось. Я позвонила в полицию, все им рассказала, и они вас настигли. Но говорят, она тебе угрожала…
– Да. Она мне угрожала убийством. И убила бы, я уверен, если бы я не воспользовался минутным порывом и не ударил.
– Ее ведь будут судить, правда, Дейв?
– Да. У меня уже взяли показания. И у тебя возьмут.
– Ну, и хорошо. А потом поедем домой, так? – Дженнет снова улыбнулась и погладила его высыхающие волосы. – Все позади, милый. Как не бывало. Не думай больше о ней.
Он старался. Видит бог, он хотел не думать.
– Джен, перед тем, как взять меня на мушку, она признавалась мне в любви.
Его жена криво усмехнулась:
– Ну, надо же было ей что-то плести, чтобы сбить тебя с толку. Она же знатная лгунья.
Дейв тоже был уверен в этом. До того мгновения, когда она сказала два слова: прости меня. Никакие заверения в любви не стоили этих двух слов.
К ним подошел невысокий худощавый человек в форме.
– Миссис Сейбин, прошу вас пройти для дачи первичных показаний.
– Да, сержант. – Джен быстро скинула куртку и презентовала вместе с зонтом Дейву. – Милый, я скоро. Подожди меня немножко. А потом я отвезу тебя домой.
– Ладно… иди…, – выдавил Сейбин. Он ждал, что постепенно будет легче, а пока было только тяжелее с каждой минутой.
Оставшись в одиночестве, он немного постоял на месте, задумчиво поглаживая крашеную кожу куртки, потом повесил её и зонт на вешалку в углу и вышел на улицу. Под ногами серебрились лужи, тяжёлые капли срывались с листвы парковых деревьев. А Дейв, не обращая ни на что внимания, просто шел вперед. И только пройдя две улицы, осознал, что его одежда не намокла и мокрые волосы не облепили лоб.