Помолчав, Клавдия Павловна поинтересовалась, что произошло с Лизой, и та поведала ей свою нехитрую сказку.
– А знаешь, мне кажется, всё просто объясняется в наших с тобой злоключениях, – задумчиво произнесла Красилова, – и Саша здесь не виноват. Это всё любовь.
– Какой Саша?
– Да Малахольный, какой же ещё? Знаю я, что он меня любит, давно, с молодых лет.
Я тогда красивая была, на сцене выступала.
– Вы и сейчас красивая.
– Да ладно тебе! Думаешь, у меня зеркал в доме нет? Целых три штуки, разного калибра. Поневоле насмотришься. А лет двадцать назад отражение в зеркале весьма гармонировало с моими представлениями о собственной внешности. Так вот, я ведь не слепая, видела, что нравлюсь Сашке. Повсюду за мной таскался. Перейдёт на другую сторону улицы и марширует там. Он и тогда уже эту дурацкую фуражку носил, эту, или такую же – не важно. На каждый спектакль приходил, сядет в первом ряду в своей фуражке и сидит, смотрит не отрываясь. Не хлопает, не кричит, как другие, просто смотрит. Как только занавес дадут – уходит.
– Вот это да! Какая преданность! Волшебная сила искусства? – развеселилась Лиза.
– Уж не знаю, какая такая сила, а он до сих пор ходит на каждый спектакль. Ты вот недолго здесь живёшь, не видела ещё.
– И что теперь с ним будет? Милиция, суд?
– Какой там суд! – отмахнулась Красилова.– Милиция в курсе. Он же невменяемый. Вот ты заметь, продержал меня взаперти столько времени, а еду принёс самую свою любимую. Ведь для него эти пирожные – единственная отрада. Иногда стоит в кондитерской полдня и поедает их в диких количествах. А тут – от сердца оторвал. Во как! А ты говоришь, милиция. Я думаю, он защищал меня. Уберечь решил, не знал только, как это сделать, да вот случай и подвернулся.
– От кого же он вас защищал?
– От тебя. Помнишь, на прошлой неделе мы на площади столкнулись? Очень выразительная сцена получилась! Я ругаюсь, ты руками размахиваешь, потом лбами столкнулись. Прямо кино!
– Да уж! Такой цирк! Народ сбежался.
– А он, Сашка-то, околачивался там и видел наше выступление. Подумал, видать, что ты обижаешь меня, замахиваешься, больно делаешь, что ли. Вот и решил – меня оградить, а тебя наказать. Мне так кажется.
– Наказал. Хорошо, что я наклонилась в тот момент. А вот как он меня подкараулил?
– Тоже дело случая. Не думаю, что его ум способен на коварные планы. Сашка живёт не то, что одним днём – одной минутой. Он ведь у моста недалеко от дома своего прогуливался, а тут – ты.
Эта содержательная беседа была прервана самым неожиданным образом: в конце коридора, на фоне окна, силуэтом обозначились две тонкие фигурки. Лиза прищурилась, вглядываясь в посетителей. Алик! Сердце бухало на всю больницу, заглушая остальные звуки. Алик передал сумку своей спутнице, давешней девушке, и по очереди поцеловал болезных.
– Хороши! Не знаю, которая лучше, – вздохнул он.
– Вас приветствует лучший в мире дом инвалидов! Здравствуй, мой хороший, – ответила Красилова, а Лиза прыснула, представив со стороны себя и Клавдию Павловну. У одной «бриллиантовая» рука, а на второй – ювелирно сработанный «чепец».
– Знакомьтесь, моя сестра Лена. Приехала с Сахалина.
– Кузина с Сахалина, – засмеялась Леночка.
– Я смотрю, все живы и почти здоровы. Тётя Клава, мама вам тут кое-что передала, – Алик наклонился к сумке.
– Вот что значит старый друг, точнее, подруга. Не даст пропасть! Спасибо-спасибо, милый. А ты что, не знала? – обратилась Красилова к Лизе. – Ведь Алик мне как сын. Мы с Верочкой, его мамой, с детства дружны. По очереди его нянчили, пока маленький был.
Лиза почувствовала, как краска стыда заливает лицо от самой повязки до подбородка. Алик сел рядом с Лизой и положил ей на колени авоську с апельсинами. «Ну, здравствуй», – вполголоса сказал он и взял её за руку.
– Как там в театре дела? – пробасила вдруг Клавдия Павловна. – Репетируют?
– Всё нормально в театре, репетируют. Задник у Лизы шикарный получился, нравится всем. И кусты нашлись.
– Какие кусты?
– Те, что Лиза к третьему акту сделала. У котельной нашли случайно.