— Вы не оставите нас вдвоем ненадолго? — обратилась она к Магнассону.
Магнассон колебался, но Свэнн выпроводил его из кухни, оставив Майкла и Эбби наедине. Эбби опустила лицо в руки Майкла, чтобы скрыть набежавшие слезы. Но она собрала всю свою волю — и не разрыдалась.
— У тебя будет возможность связываться со мной?
Он склонил покорно голову, прижав ее к себе еще сильнее.
— Я поставлю это непременным условием. Ты меня прощаешь?
Она хитро улыбнулась:
— Я сообщу тебе об этом позже, когда ты свяжешься со мной. — Сказав это, она опять сникла. — О, Майкл, я так напугана!
— Не надо бояться, любимая. Они будут охранять тебя как следует.
— Но кто возьмет под охрану тебя?! Это меня беспокоит сейчас больше всего на свете.
Майкл провел пальцем по уголкам ее рта, бережно стирая остатки слез.
— Я обещаю, что буду очень осторожен. Клянусь! Ты только должна верить мне.
Она с сомнением покачала головой.
— Я уже пыталась… Поскорее дай знать о себе, Майкл. Я… я не могу…
Майкл заставил ее умолкнуть поцелуем. Подставив ему губы, Эбби приподнялась и закинула руки ему за шею. Майкл вдохнул в себя ее слабые рыдания. Он крепко обнимал Эбби, наполняя ее своей силой. Его губы нежными частыми прикосновениями воспламеняли ее. Эбби прильнула к нему с такой страстью, словно хотела надолго сохранить ощущение сладостного томления, которое он вызывал в ней. Воспоминания о его ласках — это единственное, что могло скрасить унылые часы, а может быть, и бесконечные дни ее одиночества.
Примерно через полчаса Эбби вошла в гостиную с дорожной сумкой и битой для софтбола. Она позвонила домой, желая успокоить свою семью, Джону в госпиталь, чтобы извиниться за вынужденные «прогулы». Потом, хотя Магнассон заверял ее, что она будет отсутствовать совсем недолго, собрала свои пластинки и любимые книги, уложила их вместе с шортами и рубашками. Она решила, что в этом безопасном доме будет вести себя по-домашнему. Свэнн был растроган, наблюдая за Эбби. Храбрая и милая девочка, подумал он.
— Не в обиду кому-нибудь из вас, — обаятельно улыбнулась Эбби, — но после сегодняшнего вечера я буду следовать изречению Франклина, что помощь приходит к тем, кто сам себе помогает. Это вселяет уверенность, понимаете?
— Я не понимаю смысла этой философии, — притворился коварный Магнассон.
— По-моему, все ясно, — заметил Майкл. — Если ей там станет скучно, она сможет играть в фунго, летающий мяч.
— Сколько раз ты в среднем можешь попасть по мячу? — поинтересовался Свэнн.
Он был тренером команды, за которую выступал Майкл. Команда, однако, была не из лучших.
Эбби назвала, выходя из квартиры, первую пришедшую на ум цифру.
— Четыреста пятьдесят.
Свэнн поспешил к Магнассону, когда тот уже помогал Эбби войти в лифт, успев напомнить:
— Вы там охраняйте ее по-настоящему после сегодняшнего урока; надеюсь, поняли меня?
«Дом безопасности» никогда бы не попал в рекламный журнал «Лучшие дома и сады». Расположенный на Соуфт-сайд, в квартале, где жили в основном бедняки, он представлял собой неказистый кирпичный домик из двух спален с решетками на окнах и дверью, обшитой сталью. Офицер из отдела наркотиков, показывавший его Эбби, объяснил, что когда-то его использовали под хранилище кокаина. Агентство сделало его жилым, когда выветрился запах наркотика. Эбби подумала, что вряд ли прежние владельцы этих апартаментов захотят вернуться сюда.
Когда она устроилась на старой расшатанной двуспальной кровати, было уже три часа ночи. Уснула же Эбби около пяти, на рассвете. А весь вечер два бебиситтера усердно старались разговорить ее, но ей были противны их убогие, плоские шутки. Эбби раздражало однообразное шлепание засаленных карт; от сигаретного дыма, окутавшего комнату, словно смог в Лос-Анджелесе, у нее першило в горле.
Эбби почувствовала, что больше не в силах выносить общество своих телохранителей, и заявила, что хочет спать. Бебиситтеры обещали ей, что будут рядом всю ночь, чтобы она не волновалась: они готовы выполнить любые распоряжения и просьбы своей подопечной. Эбби грустно улыбнулась, подумав, что единственное, в чем она нуждается, так это в Майкле, но в этом случае ее телохранители — бессильны.
Магнассон больше не сопротивлялся требованиям Эбби, и рассказал ей об убийце. Эбби слушала, как он мямлил своим бесцветным голосом, и поняла, почему Майкл так ненавидел его. Эбби стало ясно, что побуждало Майкла скрывать правду.
Эбби не представляла, что же с ней будет. Майкл Вивиано заполнил ее жизнь, при одной мысли о нем Эбби охватывало пламя желания. Это за Майкла она молилась, когда неизвестный напал на нее; и Майкла она хотела, когда была спасена. Даже теперь, лежа в одиночестве, она взывала к Майклу, мечтая, чтобы он оказался возле нее. Она грезила о его объятиях, ласках. Ведь он сотворил из нее страстно любящую женщину, разбудил чувства, ранее неведомые ей. Майкл оживил ее, как Пигмалион Галатею.