Эбби погрустнела еще больше. Значит, она была права. Он сохраняет по отношению к ней, когда речь идет о серьезных делах, определенную дистанцию, потому что это был единственный способ отношений с женщиной, хотя и любимой, который он знал.
— Разве этого достаточно?
— Так должно быть, — убежденно сказал сержант Вивиано. — Это то непреложное, что я понял, когда стал полицейским.
— Но почему?
— Это трудно объяснить. Не каждый понимает… Нужно самому побыть в шкуре полицейского.
— А твоя жена? Она что, не была способна понять тебя?! Лицо Майкла приняло настороженное выражение: похожее бывает у животных, когда они чуют опасность.
— А почему она должна была понимать? И я не хотел, чтобы изо дня в день она вместе со мной переживала все, с чем мне приходилось сталкиваться.
Оба замолчали.
Майкл до сих пор защищает ее, удивлялась Эбби, даже по прошествии стольких лет! Он все еще рассматривал как свою вину, что она не оказалась достаточно сильной, чтобы разделить тревоги его опасной профессии. Эбби осторожно перевела разговор, уйдя от этой щекотливой темы.
— Почему ты не рассказал мне о деле, которое приготовил для меня мистер Магнассон?
— Тебе не следовало знать об этом, — возразил он, — это только бы…
— Вывело меня из душевного равновесия? — Она стояла прямо перед ним, чуть откинув назад голову, чтобы видеть его глаза. — То, чего я не знаю, не может тревожить меня так. Мне кажется, что ты сильно заблуждаешься, Майкл.
Она поймала выражение растерянности в его глазах и поняла, что попала в цель. Неожиданный поворот их беседы таил в себе определенную угрозу. Этот гостиничный номер стал для него таким же оазисом, как и для Эбби, а теперь в него врывалась реальность со всей ее неопределенностью.
— Эбби, а не лучше ли нам вернуться в постель, а обо всем остальном поговорить в другое время? — предложил он, пытаясь скрыть свое замешательство и внутренний дискомфорт. — У нас достаточно забот, чтобы без особой нужды умножать их, мой любимый доктор.
Эбби покачала головой.
— То, о чем мы говорим, — только часть проблемы, мой прекрасный сержант.
Она приложила руку к его упрямому подбородку.
— Я терпеть не могу осознавать в чем бы то ни было свое бессилие. Мне становится невыносимо, когда я вижу, как ты терзаешь себя!
Эбби понимала, что с ней происходит. Ее мучил страх перед неизвестностью и в еще большей степени страх перед тем, что знал Майкл и чего ей не дано было знать. Майкл не представлял, что может поведать Эбби обо всех ужасах и гримасах, с которыми полицейский сталкивается каждый день, а она не знала, как ему помочь. И Майкл и Эбби оказались в тупике, куда сами себя и загнали.
Он ответил ей горькой улыбкой:
— Ты собираешься заниматься только благородными делами и отстраниться от грязных, не так ли?
— Майкл! — Она ласково дотронулась до него. — Я не Мария. Если тебя мучит боль, я хочу разделить ее. Позволь мне помочь тебе, пожалуйста!
Майклу потребовалось какое-то время, чтобы ответить не лукавя.
— Эбби, я не думаю, что ты все способна понять и сердцем и разумом. Мою профессию нельзя сравнить с работой бухгалтера или розничного торговца. Когда у меня тяжелый день, это не потому, что была ревизия или вяло шла торговля. Я имею дела с двенадцатилетними торговцами наркотиков (по сути — детьми) и кровавыми столкновениями гангстеров. Почему я должен взваливать этот кошмар и на твои плечи?
Эбби улыбнулась, потому что теперь знала ответ.
— Потому что я люблю тебя. И потому что я понимаю, что такое по-настоящему плохой или тяжелый день. — Майкл попытался возразить, но она приложила ладонь к его рту. — Как ты думаешь, почему я встречаю так много полицейских за работой? Это же не потому, что мы продаем им пирожки. Когда какой-то двенадцатилетний мальчишка получает сверхдозу, то это ко мне вы его доставляете. И пыталась спасти жизнь Гектору я, ты разве забыл?
Он не знал, что ответить. Он привык быть стоиком, такое отношение к жизни слишком глубоко укоренилось в нем, вошло в его плоть и кровь. Отступить от своих жизненных принципов означало для Майкла — перестать быть самим собой.
Эбби затаила дыхание в надежде, что она хоть в чем-то убедила его, хотя понимала: шансов у нее не очень-то много.
— Нет! Я не могу, Эбби. Я не могу допустить, чтобы по моей вине ты оставила меня, неужели ты не понимаешь этого? Ты стала самой дорогой частью моей жизни. Без тебя я пропаду, я это знаю твердо — пропаду!
Эбби чувствовала, что не в силах справиться с подступающими слезами.