Марат, криво ухмыльнувшись, быстро пересчитал разномастные банкноты.
— Уважаемый, здесь не хватает полторы, а? — посмотрел на Шамиля.
— А, брат… сестра считала, не я… сейчас, брат, — Шамиль достал из кармана еще несколько купюр.
«Чёрные всегда остаются чёрными. Как там у Киплинга… Восток есть Восток, Запад есть Запад, и вместе им никогда не сойтись», — неприязненно подумал Марат.
— Ты это, Серёжа, скажи там своему начальству, что курятины можно меньше возить. Вот говядины больше, да, больше говядины! Такой спрос на неё, прямо приходят и спрашивают, когда будем готовить, да, брат!
Иногда Шамиль напоминал ему бабуина. Или гориллу. Казалось, что он весь зарос чёрными жёсткими волосами. Они были везде — на мощных руках, в вырезе грязной футболки, курчавились на шее, не говоря про густую растительность в ушах.
— Ладно, пора мне. Счастливо, Шамиль!
— Давай, брателло, вези мясца побольше! Хорошее мясо у тебя! Жаль, немного привозишь. Говоришь, коровы особой породы, а? А какой, не скажешь?
— Ну… коровы Корбюзье… французские.
— Аааа, брат. Понял, понял. Слышал что-то про них. Не думай, Шамиль не чурка какой-нибудь, я в ветеринарном техникуме пред армией учился. Потом не стал дальше, ну, на, всё это… пусть бабы коров лечат. Мужчина должен другими делами заниматься, да, брат?
— Конечно, Шамиль, — Марат вышел на улицу.
«Другими делами… конечно, чёрные могут только фруктами торговать, да шавермы крутить…Дай волю, грабить начнут. Никогда не верь чёрным, так мой начальник говорит», — Сергей смотрел на группу гастарбайтеров, идущих мимо него.
За ними шли молодые девушки, по виду студентки первых курсов. Хорошенькие, в светлых куртках и пальто. У двоих, как отметил Марат, очень аппетитные попки и ножки.
Набрал начальника.
— Да, Евгений Михайлович, забрал деньги. Что? Завтра завезти их Кузьмичу на Кронверкский? Хорошо, сделаю. Да, да, конечно… Ага, тогда до завтра, да?
Так, теперь надо машину забрать с ремонта. Марат любил свой старенький «Форд фокус», всегда реагировал на посторонние шумы, стуки. Машине было двенадцать лет, но Марата она полностью устраивала. Без машины он как без рук. Марат работал в конторе, занимавшейся поставками мяса для общепита восточной кухни. Куриное мясо, уложенное в пирамиды, привозилось в уличные кафе и бистро, говядина и баранина шли в рестораны подороже. Заказов было много. Петербуржцы любят восточные и кавказские блюда, пряные и острые. Марат был правой рукой хозяина бизнеса, работал с ним девятый год и о мясе он знал практически всё.
Он подумал о Тамаре. Начал возбуждаться, внизу живота потеплело. «Опять сейчас встанет, дружочек мой», — весело подумал он, посмотрев вниз. Надо думать о другом. Например, об Алёне. Хотя на Алёну тоже будет бодро стоять. Тамара ждала его дома, в Ковалёво. Такая красивая, статная…
Он вызывал такси.
Ехать за машиной было недалеко. На углу Большевиков и Дальневосточного, в унылой пятиэтажной застройке работал Алигбек, весёлый дагестанец, делающий практически всё, и кузовные, и электрику.
Марат уже закрывал дверь, чтобы ехать, как Алигбек окликнул его.
— Виталик, слушай, мяса привезёшь? Ну, твоей говядинки, той, которая как сахар… такая нежная. А, Виталя, брат?
— Конечно, Али. Для хорошего человека самые лучшие кусочки, — Марат улыбнулся и начал выезжать на Большевиков.
…он пробовал с ней много поз. Ему нравилось входить в неё сзади, лёжа на боку, потом стоя, когда она так чувственно выгибала спину. Он не уставал, входил в неё снова и снова.
— О, какой ты… да…да… о… Так хорошо! Так! Так!
Стоя у окна на задний двор, он резко и сильно взял в захват её шею и начал душить. Девушка, изогнувшись почти дугой, попыталась вырваться, светлые волосы били ему по лицу. «Вот, сучка, жить хочет», — подумал он, пригибая её голову к полу. Почувствовал, как она обмякла, плечи с цветными татуировками опустились. Жизнь ушла. Оттащил красивое тело к люку в подвал. Быстро открыв, спустил его по желобу вниз, посмотрел вниз. Вроде всё, готова. Надо ехать на работу.
Марат припарковался во дворе между двумя человейниками, как называли их сами местные. Кудрово не самый малолюдный район Петербурга. Посмотрел вверх через лобовое стекло. Восемнадцать этажей, двадцать четыре подъезда. Супер-дом, построенный на совхозных полях. Представил, как двадцать лет назад на месте высоток паслись коровы. Жаркие летние дни, слепни, кружащие над спинами животных, разморенный жарой пастух. И теперь асфальт, громады домов, окна, смотрящие в соседские окна. Сельская идиллия сменилась городской бездушной действительностью.