Кори Макрей. Колтрейна охватило еще одно воспоминание.
Когда Тревис уезжал с войсками генерала Шермана, он не знал, что оставляет Китти беременной. Не знал он и того, что Макрей вынашивает дьявольский план сделать Китти своей женой и пошел даже на то, что перехватывал письма Тревиса, посылаемые им Китти. А Тревис тогда терялся в догадках, почему после ее клятвенных заверений в любви в ответ на все свои письма он не получил от нее ни одного слова.
Вернувшись в Голдсборо, Тревис поверил сплетням о том, что Китти, чтобы не потерять своей драгоценной земли, вышла замуж за Кори, богатого и могущественного дельца, сбившего себе состояние до Гражданской войны. Поверил он и тому, что она подарила мужу сына. Тогда Тревис понятия не имел, что это был его ребенок.
В те дни Колтрейн вернулся в Голдсборо в качестве шерифа федеральных войск. Приехал он с Сэмом Бачером, с которым дружил всю свою жизнь и вместе прошел войну. Их обоих прислали сюда, чтобы установить мир между такими людьми, как Макрей и Джером Дантон, бесконечно враждовавшими из-за земли. Этот Дантон был еще один ублюдок, который, как потом выяснил Тревис, возглавлял местный ку-клукс-клан.
В конце концов ссора между Дантоном и Макреем кончилась кровопролитием. Дантон убил своего врага. Это случилось в ту самую ночь, когда Тревис узнал, что именно он отец ребенка, родившегося у Китти. Тогда он забрал малыша и скрылся в своем любимом родном доме в Луизиане. За сыном примчалась Китти и с малышом на руках стала пробираться через болото. Тревис последовал за ней, но угодил в страшную топь. Китти спасла ему жизнь, хотя понимала, что Тревис может снова отнять у нее сына. И тогда Тревис наконец-то увидел, что Китти его действительно по-настоящему любит.
И они вернулись в Северную Каролину, чтобы вместе начать новую жизнь.
Будь все проклято! В то время им все казалось таким простым. У них был сын, у них была прекрасная любовь.
Теперь же он вел такой образ жизни ради Китти. Именно такой, фермерской, жизни хотела она. Хотела, чтобы Тревис обрабатывал землю, ее землю. Она хотела жить на этой земле наперекор недоброжелательности и даже ненависти их соседей…
Но Бог свидетель, Тревис поморщился, лично он для себя такой жизни вовсе не хотел. Он очень, очень старался. Никто не может отрицать, что он, Тревис, старался изо всех сил. Но он не был рожден фермером и никогда им не будет. Как бы сильна ни была его любовь и к крошке Джону, и к Китти, как бы сильно он ни желал им счастья, Тревис твердо знал: рано или поздно он сбежит от такой жизни. Целых два года он пытался отдать себя фермерству. Но из этого ничего не вышло. Пропади все пропадом, решил Тревис, он больше не выдержит и дня!..
Тяжело вздохнув, Тревис поднялся и смахнул пыль со штанов. Возможно, силы его на исходе, но он обязан продолжать работу, это необходимо. Ни Китти, ни Джон не должны знать, что он чувствует. Как бы среагировала Китти, если бы догадалась, что работа на земле для него сплошное несчастье?
Отказалась бы она от земли ради него? Или же сказала бы ему, что он может идти на все четыре стороны, но без нее и без их сына?
Щурясь от яркого солнца, Тревис вышел из тени и взглянул на вершину холма. Китти была там, под персиковыми и ореховыми деревьями, на западной стороне поля. Было очень хорошо видно, как она, наклонившись, выдергивала сорняки вокруг могилы отца, а потом положила возле деревянного креста крохотный белый букетик. Цветы отсюда разглядеть было невозможно, но он решил, что это кизил – его нежные белые соцветия издали походили на легкое облачко, опустившееся с небес на землю.
Китти распрямилась и одернула поношенное платье из желтого муслина. Волосы у нее были рыжие, и сейчас на солнце они сверкали как золото. Китти подхватила стоявшую у ног плетенную из соломки корзину и повернулась. Увидев, как муж вдали наблюдает за ней, она помахала ему рукой. При этом платье плотно натянулось у нее на талии, отчего сердце у Тревиса забилось быстрее. «О Боже, – чуть опьянев от восторга, вопросил он, – создавал ли ты когда-либо существо, более грациозное, чем моя Китти?»
Она осторожно шла по коричневому полю, изрытому бороздами. Заметив в самом дальнем его конце стоящего без дела мула, Китти забеспокоилась:
– Что случилось, Тревис? Почему ты его выпряг? – И ускорила шаг, а потом почти побежала, спотыкаясь о глубокие борозды. – Тревис, почему ты мне не отвечаешь? Что с тобой?
Увидев на плече мужа страшный след от укуса, Китти остановилась. В ее глазах появился страх.
– Что у тебя с плечом?
– Нечаянно потревожил осиное гнездо, – рассеянно сказал Тревис, ставя на землю корзину жены. И тут совершенно неожиданно он сжал Китти в объятиях. Их губы слились в долгом поцелуе.
Первой, рассмеявшись, отодвинулась жена.
– Самое неподходящее время… – Голос у нее дрожал, а лицо раскраснелось. Поцелуй ее взволновал.
Подхватив корзину, Китти пошла в тень, где только что прятался от жары Тревис.
– Я принесла тебе обед. Джон спит. Сегодня утром он вел себя как настоящий дьяволенок, и я едва смогла его успокоить. Вот тут жареный цыпленок, пирожки со сладким картофелем, а еще я приготовила немножко лимонаду.
– У меня голод не на еду, Китти.
Она склонила голову набок и улыбнулась, сверкая синими глазами:
– Тревис Колтрейн, опомнись! Уж не хочешь ли ты заняться любовью прямо тут?
– Лучшего места и не придумать! – хрипло прошептал он.
Взяв Китти за руку, Тревис повел ее подальше в лес и нашел там то, что искал, – мягкую постель из сосновых иголок. Он расстегнул жене платье и, как собственник, взял в руки ее обнажившиеся груди. Медленно целуя розовые соски, Тревис опустился на колени и потянул Китти за собой.
Они разделись, и Тревис лег поверх жены. Китти чувствовала его твердую пульсирующую плоть.
– Так всегда будет, Тревис? – спросила Китти, видя над собой полные желания глаза мужа. – Так же прекрасно, как сейчас?
Тревис молчал. Говорить за себя он поручил своему телу. Сейчас он поднял ноги Китти повыше, и они обвили ему шею. Так ему нравилось больше всего, потому что можно было глубже проникнуть в лоно Китти, чувствуя, как ее тело двигается в такт с его собственным. Иначе же разрядка произойдет быстрее, чем надо. А Тревису хотелось наслаждаться каждым мгновением, продлить удовольствие как можно дольше. Но это было не так-то просто, потому что, как только Тревис проникал в мягкое, бархатное тело Китти, ему приходилось изо всех сил одерживать себя, чтобы не выплеснуть всю свою страсть к ней в один миг.
Он снова поцеловал жену, ощущая дивный вкус ее языка, и почувствовал, что Китти хочется как-то шевельнуться под ним, чтобы передать ему свой восторг. Тревис углубился в нее еще больше и, не в силах сдерживаться, мощными толчками наполнил лоно Китти всем, что у него было для нее. Затем он громко выдохнул воздух, почувствовав, что душа покинула его тело и перелилась в тело жены.
Ногти Китти царапали ему спину, впивались в плечи; тело ее содрогалось. Тревис прижал жену к себе еще плотнее и стал раскачиваться вместе с ней взад-вперед, пока она не вернулась к нему из дивного путешествия к пику наслаждения, заставившего ее всю трепетать.
Чуть погодя, повернувшись на бок, Тревис на минуту предался покою, нежно проводя пальцем по мягкой щеке Китти. А потом прошептал:
– Да, моя принцесса. Теперь так прекрасно будет всегда.
– Тревис, ты мне делаешь больно!
Незаметно для себя Тревис изо всех сил сжал Китти. Улыбнувшись, он расслабил руки.
– Похоже, я слишком увлекся.
Она приложила к его губам пальцы для поцелуя.
– Я чувствую себя… чувствую, что вся принадлежу тебе.
– Так оно и есть! – широко улыбнулся он. – Я тобой владею. Как и тем упрямым мулом, который стоит вон там. Ты вся моя. И никогда об этом не забывай!
Китти игриво взъерошила его темные волосы, потом села и стала одеваться.