Ей было скучно. …
Он мечтал о тихом счастье.
А она мечтала о сильных страстях.
Они не складывались в пару.
Они не совпадали выпуклостями и вогнутостями своих душевных устройств…
И это вызывало страдания.
По-крайней мере, у одного из них.
Алексей влюбился в Веру.
Он мечтал о ней, как о своей девушке, мечтал о ней как о жене, представляя ее в своей квартире, представляя ее с их ребенком у ее груди.
Он влюбился и был несчастен не получая Веру в свои объятия.
А она, а она страдала по красавцу Вадиму Юрьевичу, который то подбирал ее, то бросал, то подбирал, приласкав, то снова безжалостно вышвыривал ее из своей красивой жизни, помучив, вдоволь поторкав ее симпатичной мордашкой о столешницу условного жизненного стола… Но она была счастлива этим унижениям, когда Вадим Юрьевич бил ее мордашкой об стол, потому что порою, бывало, за этим столом они и пировали. И ох как пировали… И тогда она танцевала на этом столе… Нагая…
Совершенно нагая, в одних лишь туфельках на высоких каблуках, бесшабашно сшибая с него пустые бутылки… И утомившись танцем триумфа падения своего, она прыгала в его неверные объятия…
Ей никто не говорил, но она сама порой думала, что любовь – это как наркотик. Ты делаешь несколько уколов… Тебе становится очень хорошо… Но потом наступает так называемая ломка… И в этом выражается простой жизненный закон. Закон природы. Который не обманешь.
За сильное удовольствие необходимо расплачиваться столь же сильными страданиями.
А что мог дать ей Алексей?
Пресный хлеб своего постоянства?
Она не желала этого пресного хлеба… Она хотела изысканных яств и шампанского.
И пусть после короткого мига радости наступали недели и месяцы горестных разочарований, но даже в такие времена, она не хотела размениваться на тихое и глупое счастье быть девушкой… или женой простого… Заурядного… Обычного…
Серого неудачника… …
Насчет неудачника – Вера ошиблась.
Алексей нашел в себе сил доказать, что это не так.
Но женщины не умеют ждать.
Они хотят получать сразу.
Здесь и сейчас.
А время мстит им за это тем, что короток женский век. …
Часть первая.
Петля.
Алка.
Это был последний школьный бал перед выпускными экзаменами. Вообще, многие мамаши сомневались в целесообразности еще одной гулянки в канун великих и судьбоносных испытаний – больше половины ребят из класса уже с сентября сидели в режиме жесткого репетиторства. Пятеро из тридцати по списку, закусив удила и роняя на песок хлопья пены, перли на золотые медали. Да и вузы были выбраны такие, что у Гены перед глазами круги красные вертелись от страха. Пятеро будущих медалисток – навострили лыжи в универ, на филфак, Скоча и Бе-Бе на физмат, Васька в медицинский на стоматологическое, Перя, тот вообще – в МГИМО…
Гешке же с его скромнейшей заявкой на строительный институт, в такой блистательной компании было как то и неловко.
Мама тоже брала ему репетитора по математике, правда не индивидуального, а в группе, но Гешка в свои шестнадцать уже понимал, что поступление в институт стоит немалых денег, и чем институт дороже, тем и расходы обременительнее. А они с мамой жили бедно. И это тоже он уже давно начал понимать. Осознание бедности, в которой они жили, стало доходить, когда приятелям – одному за другим начали покупать красивые шмотки. До восьмого класса на школьные вечеринки все мальчишки и девчонки приходили в форме. Директриса и классные за этим ревностно следили.
Только разве что рубашки под серое сукно пиджачков разрешались белые финского нейлона – писк!, да девчонкам – капроновые чулки вместо хлопчатых в мелкий рубчик. Но уже с девятого – от этих казарменных ухватов Офелии, как прозвали директрису школьные острословы, народ потихоньку начал отходить.
Началось с неуставных брюк. Сперва узких – черных в дудочку, носимых с остроносыми черными ботиночками, а потом, когда у Битлз вышли "Хелп" и "Рабба Соул", весь класс, с интервалом в неделю или в две пошил себе клеша. В раздевалке, когда "бэшники" переодевались после необременительной физкультуры, а – "ашники" вламывались их сменять, кроме обычных разговоров про то, как у Аллки во время упражнений на брусьях были видны соски на титьках, теперь горячо обсуждались не только девчоночьи размеры того и другого, но и размеры клешей, особенно в колене и на обрезе ботинка. "У Леща внизу тридцать пять! А у Пери внизу все тридцать восемь!" И только у Геши не было таких штанов. Мама сказала, что деньги пока уходят на репетитора, но к выпускным – она ему обязательно сошьет костюм, как полагается.
И у этого костюма брюки будут непременно самые модные.