Руки музыкантши были подняты – одна дрожащими пальцами нервировала скрипичный гриф, а другая терзала и гладила его смычком… И поднятость этих рук – открывала прелестные трепетные груди…
Да!
Менеджер клуба… или его арт-директор – они безусловно понимали толк в мужских слабостях и трафили им не без выдумки и не без изыска. …
Кирилл сперва узнал музыку…
Это была известная Моцартова скрипичная соната – Eine Kleine Naght Musik Сперва он узнал музыку…
А потом уже, узнал и музыкантшу.
Опустив смычок, она отвесила публике глубокий поклон…
Она поклонилась, и груди ее, колыхнулись, сблизившись… а потом и еще раз колыхнулись разойдясь, когда она резко разогнулась, и движением головы отбросила назад рассыпавшиеся было – длинные свои русые волосы.
Он вспомнил эти волосы, когда там в самолете они были заплетены в косу…
Она не узнавала его.
Потому что для нее он был просто темным силуэтом на фоне проема дверей.
Свет рампы слепил ее…
А он узнал.
Узнал и стоял, словно вкопанный в землю сказочный рыцарь…
Рыцарь, которого околдовали. ….
Голая музыкантша закончила свой номер, и теперь, широкими шагами, под жидкие хлопки публики, удалялась туда, где она прикрыла бы, наконец, свою наготу. Она шла, звонко стуча высокими шпильками своих каблуков, шла, слегка опустив подбородок, как бы в близорукости разглядывая дорогу… Руки ее были заняты скрипкой и смычком… И ничем не сдерживаемые груди ее – колыхались и подпрыгивали при каждом ее шаге…
Кирилл рванулся вслед.
– Инна! Инна, постой, это я, – крикнул он по-русски.
Сразу четыре крепких руки схватили его.
Его буквально вынесли…
В противоположную сторону от той, куда он стремился.
Его вынесли до дверей черного хода, откуда поварята выносят отходы кухонного производства.
Вынесли и выкинули. …
Любовная история должна заканчиваться свадебным пиром.
Только вот мудрые сказочники не развивали эту тему далее, понимая, что рутина семейной жизни погубит самый изысканный романтический пафос любого самого замечательного романа..
Не убей Шекспир своих Ромео с Джульеттой до… – то как бы тоскливо было читать вторую часть, где после… и какой тоской отозвались бы в читательских сердцах сведения о их первых семейных ссорах, почерпнутые из тех глав, которые обычно подменяются мудрыми сказочниками одной лишь фразой – одним устойчивым словосочетанием – и жили они долго и померли в один день…
Но Права Рита Митцуоко – Les histoires d amour finissent mal А рыцарь?
Именно в рыцарском отношении к предмету любви заключено единственно правильное к ней и к нему…
Все остальное – не у благородных.
У не благородных – это не любовь.
Все что угодно – танцы, обжиманцы, дискотеки, вечеринки, быстрые перепихи… Но не любовь…
И только заколдованный рыцарь может не придти на помощь любимой – у него только одно оправдание.
Колдовство.
А женщина?
Женщина из не благородных – никому не нужна – ни дракону, ни злодею.
Потому что для остроты восприятия пресыщенному злодею важен контраст.
Именно благородная дама, а лучше – порфирогенетная принцесса – будет прикована голой к скале.
Именно тогда – самый смак в контрасте латентной гиперсексуальности.
А временная беспомощность рыцаря…
Этот момент создает нюанс сладкой дрожи ожидания.
А?
….
Вот и Кирилл не пришел на помощь к прикованной таинственным злодеем даме. Своей даме.
Не смог.
Сил не хватило.
Oncle Albert
Дядя Альберт жил в Америке.
Раз в год он присылал им с мамой посылку.
И каждый год Инна ждала этого дня, когда они пойдут с мамой на Почтамптскую улицу и мама будет там долго заполнять какие то бланки, стоять в двух скучных очередях, все время опасаясь угодить под обеденный перерыв. Инна ждала этого дня, словно большого праздника.
На ее шестнадцать лет дядя Альберт прислал ей кожаные джинсы.
Инна училась тогда в музыкальном училище имени Римского-Корсакова.
Она помнила тот весенний день, когда мама позволила ей пойти в училище в обновке.
Ах, как она радовалась тогда восторгам подружек и восхищенным взглядам мальчишек – старшекурсников… И Володя Ривкин – тоже, как и она скрипач, занимавшийся в классе у Галины Александровны Малиновской – Остенбах, тот тоже вдруг заметил ее.
И трудно с уверенностью сказать – то ли попка у нее уже тогда достаточно округлилась к ее полным шестнадцати годочкам, то ли редкие в ту пору кожаные джинсики привлекли Володин взгляд. Но изо всех замеченных ею мальчишечьих глансов, она более всего оценила его – Володин.