В 1810 году император Александр 1 назначил генерал-лейтенанта Витгенштейна командиром лейб-гвардии гусарского полка, а в 1812 году в августе, в самом начале Отечественной войны вверил Витгенштейну 1-ый кавалерийский корпус, который при отступлении от Дриссы на Смоленск прикрывал дорогу на Петербург. И в то время, как обе русские армии отступали, Витгенштейн нанес несколько сильных ударов по кавалерийским соединениям наполеоновских генералов Макдональда и Удино.
А после взятия им Полоцка, Витгенштейна провозгласили "спасителем Петербурга".
Дворянство Петербургской губернии подарило Витгенштейну адрес, а купцы поднесли 150 тысяч рублей на золотом подносе. Одновременно на гербе Витгенштейнов появился Георгиевский крест и лента с девизом "Чести моей никому не отдам". В европейском варианте герба Витгенштейнов эта надпись делалась по латыни "Honorem meum nemeni dabo".
В 1813 году русские войска вошли в Пруссию, и заняв Берлин, Витгенштейн тем самым спас его от наступления французов. После смерти Кутузова, несмотря на то, что в армии были генералы старше его по званию, царь назначил Витгенштейна главнокомандующим. Однако в битве при Бауцене получив поражение от маршалов Нея и Мюрата, Витгенштей подал в отставку. Оставшись в армии на должности командира корпуса, Витгенштейн был тяжело ранен в сражении при Баре 15 февраля 1814 года.
В 1828 году Витгенштейн был назначен командующим 2-ой армией. Он стал членом Государственного совета и ему был пожалован чин генерал-фельдмаршала. В турецкой кампании 1829 года Витгенштейн был главнокомандующим в Европейской части Турции и его войска взяли крепости Исакча, Мачин и Браилов.
В 1829 году Витгенштейн подал в отставку. Император Фридрих Вильгельм 111 возвел его в достоинство светлейшего князя, причем этот титул позже был разрешен и подтвержден Николаем 1. Умер Петр Христианович Витгенштейн (Людвиг Адольф цу Сайн-Витгенштейн) в 1842 году.
ПРОЩАНИЕ С РАССУДОВЫМ
Шел дождь. Он был не крупный и не мелкий. Это был затяжной дождь на целый день.
За раскрытой дверью веранды был конец августа.
Его дачные друзья-приятели не принимали кончину лета так близко к сердцу, как принимал ее Геночка Сайнов. Они – коренные москвичи не видели ровным счетом ничего трагического в том, что двадцать шестого или двадцать седьмого, после завтрака на веранде или в летней кухне, они усядутся на задние сиденья папиных или дедушкиных "волг", и через час езды по прямому как стрела Киевскому шоссе, окажутся в своих квартирах-сталинках среди забытых за лето игрушек и книг. А двадцать восьмого или двадцать девятого, с бабушками или мамами пойдут в свои школы на медкомиссию. А там и первое сентября – загорелые приятели с кучей свежих анекдотов, неожиданно вытянувшиеся за лето одноклассницы.
Для Геночки же Сайнова конец лета означал нечто гораздо большее, чем просто окончание каникул – конец купаниям, конец бешеным гонкам на велосипедах по лесным тропинкам, конец рыбалкам над тихими омутами Пахры, конец бесконечным играм в войну или в ковбоев… Для Геночки конец лета означал качественную перемену жизни. На двадцать седьмое августа уже были куплены два плацкартных билета, и утром двадцать восьмого они с мамой приедут в Ленинград. Погостили, и хорошо!
Сайновы жили бедно. Сайновы -их так называемая неполная семья: Геночка и его мама – Екатерина Алексеевна. Они занимали одну комнату в большой коммунальной квартире, в доме что стоял почти напротив кинотеатра "Спартак"… Они с мамой поэтому не пропускали ни одного нового фильма. Кроме, разве что тех, на которые не допускали детей до шестнадцати. Папа у Геночки вообще то был. Но он жил в Москве с другой женщиной и там у него тоже был сын. Но дедушка Иван Максимович Сайнов и бабушка Галя – мама и папа Геночкиного отца, на лето брали к себе не того мальчика, а Гену. Потому что дедушка Ваня и бабушка Галя очень их с мамой любили. Папу они, конечно, тоже любили, но сильно обижались на своего сына за то, что он бросил Геночку и Екатерину Алексеевну, "Катюшу", как ласково называл ее дедушка Ваня. Дедушка Ваня раньше был большим начальником – заместителем директора какого то крупного авиастроительного треста. И вообще – дедушка Иван Максимович был герой. Он на прошлой войне из немецкого плена на угнанном самолете бежал. И потом большим начальником стал. Поэтому жизнь в и их с бабушкой квартире и на даче не шли ни в какое сравнение с той жизнью, что Геночка видел в своем родном Ленинграде. Здесь, в Москве лето представляло из себя какую то череду нескончаемых праздников – переполненных сытными и вкусными застольями у многочисленной родни, веселыми поездками на дедушкиной "волге" в зоопарк и на ВДНХ, на дачу в Рублево к дедушкиным друзьям, где Москва-река так хороша, что в ней просто охота раствориться словно сахар в стакане чая… В сравнении с ленинградским житьем – бытьем, жизнь у дедушки Вани и бабушки Гали была как яркий красочный журнал Америка на фоне черно-белых скучных провинциальных газет.