У таких американцев обычно сильно подержанный "форд" или "крайслер", а внутри в машине – помойка из оберток от шоколадок и гамбургеров…
– Вы мисс Гармаш? Я Райкин, я частный сыщик, вот мое удостоверение личности.
Райкин показал Инне пластиковый прямоугольник с фоткой, на которой владелец ксивы был сфотографирован в том же самом клетчатом пиджаке.
Инна усмехнулась.
– Что то не так? – спросил Райкин,
– Да нет, – ответила Инна, – просто вспомнила старый анекдот, который мама любила рассказывать.
– Любопытно, – улыбнулся Райкин своей желтоватой металлокерамикой, – что за анекдот?
– Да в советские еще времена, милиционер останавливает провинившегося пешехода и поглядев в его паспорт, выговаривает, де вот вы гражданин Иванов Иван Иваныч имеете высшее образование, инженером работаете, а улицу переходите неправильно.
Тот гражданин в изумлении восклицает, а откуда вы знаете, что я инженер? А милиционер ему – так вы же на всех трех фотографиях и в шестнадцать, и в двадцать пять и в сорок лет все в одном пиджаке…
Райкин засмеялся.
Понимает юмор – ничего!
Отошли с ним к кафетерию.
До регистрации ее рейса на Лос-Анжелес еще было время.
– Вы узнаете этого человека? – спросил Райкин, показав Инне несколько любительских фотографий. На снимках везде был Кирилл. Это были снимки сделанные, по всей видимости, еще в России, еще в Питере.
На одной Кирилл был моложе, у него были длинные до плеч волосы, фото было сделано где-то на природе, у воды..
На другой фотографии он был с теннисной ракеткой, в шортах…
– Нет, я впервые вижу это лицо, – сказала Инна.
– Вы уверены? – спросил Райкин.
– Я никогда не видела этого человека раньше, – сказала Инна.
– А ведь он по-крайней мере целых восемь часов летел вместе с вами через Атлантику, всего два месяца тому назад, неужели забыли? – спросил Райкин прищурясь.
Инна вздрогнула.
– А-а-а, точно, припоминаю, – протянула она густо краснея.
– Ну, а после перелета вы его встречали здесь в Америке? – спросил Райкин.
– Нет, – ответила Инна.
– Вы снова уверены? – спросил Райкин, выразительно наклонив голову набок..
– Я не знаю этого человека, – твердо ответила Инна.
– И трижды пропел петух, – подытожил Райкин.
– Что? – переспросила Инна.
– Это в Евангелии, в том месте, где Петр отрекается от Христа, когда апостол трижды сказал что не знает этого человека – трижды, как предсказывал Иисус, пропел после этого петух, и Петр заплакал тогда…
– Зачем вы мне это говорите? – спросила Инна – Затем, что Кирилла Сайнова разыскивают его родители и за ним из России специально прилетел друг его отца, дело в том, что Кирилл пропал и никто не может его найти, а в то самое время в России у него умерла мать… И еще, у меня есть все основания предполагать, что не только я и друзья родителей разыскивают Кирилла Сайнова, у меня есть подозрения, что парня разыскивают еще и плохие ребята, с которыми у мистера Сайнова образовались самые серьезные проблемы…
Райкин перевел дыхание и снова склонив голову набок, вопросительно поглядел на Инну.
Инна молчала.
– Вы правильно думаете, что и я могу оказаться от плохих ребят, – сказал Райкин, – поэтому я и не давлю на вас, поэтому я только прошу вас подумать о судьбе Кирилла, и что если вы можете, то в его интересах было бы, чтобы мистер Сайнов узнал, что его разыскивает некто Алексей Коровин, и что с мистером Коровиным Кирилл Сайнов может связаться вот по этому телефону…
Райкин протянул Инне листок, вырванный из карманного еженедельника.
– Мне неизвестны эти люди, – сказала Инна.
– Хорошо, хорошо! Пусть неизвестны, – сказал Райкин, – но я прошу, сделайте мне фэйвор, возьмите телефончик!
– Ну, да я не знаю, к чему он? – Инна была в нерешительности.
– Возьмите, не утянет! – сказал Райкин, и похлопав Инну по плечу, как если бы она была парнем, детектив повернулся на сто восемьдесят и пошагал прочь… …
Коровин ругнулся по-русски.
– Черт, откуда здесь то цыгане?
Классическая, словно с Казанского вокзала в Москве – в пачке из разномастных юбок, с большой золотой серьгой в волосатом ухе, да в красной косынке, что под стать пирату Джону Сильверу, она схватила Коровина за рукав, сняв с него длинный, выпавший из его головы волос, и принялась причитать с характерными подвываниями, – - ай серебряный, разбриллиантовый, не оставляй волос, волос не оставляй, не уходи без волоса, а вернись, судьбу твою скажу…
– Черт! Черт! – выругался Коровин.
Выдернул рукав, но тут же остановился в задумчивости.
Про то, что нельзя оставлять кому-либо свой волос, про это он где-то уже слышал…
Что за ерунда, однако!
Но тем не менее…
– Дай руку, алмазный, дай погадаю! – приговаривала цыганка, как бы обволакивая его своей речью, да юбками своими…
– Черт с тобою, гадай, да волос отдай, – сказал Коровин, выпрастывая из рукава свою кверху развернутую ладонь.
Цыганка ловко сдула скомканную двадцатку с Джексоном на ней, сдула, как и не было вовсе двадцатки…
– Дочку свою погубишь, бриллиантовый, дочку свою единственную погубишь и жениха ее, погубишь дочки своей жениха, алмазный ты мой, – пропела цыганка, глядя в развернутую ладонь Алексея, как смотрят в экран, когда там идут мексиканские сериалы…
– Чушь, какую чушь ты несешь, нету у меня дочки никакой, – растревожено прошептал Алексей.
– Есть, есть дочка у тебя, и она сейчас летит по небу, вижу ее, а вот жених ее рядом с тобой и ты приехал его сгубить…
– Дура ты! – в сердцах воскликнул Коровин, – дура!
– Нет, не дура я, а ты дурак, – рассмеялась цыганка и сдула скомканную полу-сотенную с Грантом…
– Откуда дочь то у меня? – спросил Алексей.
– А оттуда! – подмигнула ему цыганка, – оттуда, где на скрипке играют!
– Да ты бредишь, провокаторша! Да ты подосланная! – крикнул Алексей, широко вытаращив глаза…
– Сам ты себя подослал свою душу погубить, – прошептала цыганка, и сдув скомканную сотенную с Франклином, завертелась, закрутилась в своих юбках юлою и сгинула – пропала в вокзальной толпе. …
– Фу, фу, чур меня, чур!
Коровин проснулся, очнулся разом…
Потому как звонил телефон.
Звонил его сотовый телефон.
– Алло? – совсем по-русски сказал в трубку Алексей.
– Дядя Леша? Это вы? – послышался в телефоне голос Кирилла Сайнова, – мне позвонили, что мама… Что мама…
– Да, Кирилл, да, родной, маму твою мы схоронили двадцать шестого, схоронили с папой твоим на Южном кладбище схоронили.
– Что же вы приехали? – спросил Кирилл.
– Я за тобой приехал, я бабушке твоей Марианне Евгеньевне обещал, что тебя назад привезу, – ответил Коровин.
– Я не могу, дядя Леша, не могу сейчас, – сказал Кирилл, – я даже звонить то сейчас никому не могу, я в такое, в такое попал… Только отцу пока не говорите ничего, ладно?
Разговор вдруг оборвался.
Но для людей Босса двух минут линка уже было достаточно.
– Мы засекли его! – воскликнул бандит по кличке Гамбургер.
– Мы его поймали, дурачка! – ответил ему бандит по кличке Смайл.
И ладони бандитов взметнувшись шлепнули друг дружку в американском приветствии – хай – флай – слэп мит эндз… …
Автор просит извинения у читателей за то, что ему не под силу описывать мучения Кирилла Сайнова, которые тот испытывал, когда его ногами вперед запихивали в работающую камнедробилку, настолько дорог автору герой…
Вместо эпилога:
К пятидесяти годам Алла Давыдович совсем ополоумела…
Сбрендила, – как стали говорить про нее товарки.
Записалась на семинар по русской литературе к профессору Баринову.