Сеньор Вальдес не заметил слюнки. Он вообще не смотрел на Катерину. Он только хотел одеться. Дело было не в новообретенной застенчивости, которой наградила его мамочка, и даже не в постыдной неудаче, постигшей его накануне вечером. Сеньор Вальдес просто решил приготовить яичницу, сварить кофе и подогреть булочки, запас которых держал в морозильнике, чтобы подать Катерине завтрак в постель, а поскольку сеньор Вальдес был эстетом и очень боялся выглядеть смешным, он не мог принести поднос голым.
Сдернув халат, сеньор Вальдес вернулся на кухню и бодро принялся за дело. Кофемашина жизнерадостно свистела и лопотала, и после нескольких минут раздумий Катерина решила, что пора вставать.
Хотя сеньор Вальдес и выделил Катерина зубную щетку, халата он ей не предоставил. Она вошла на кухню босиком, убирая волосы со лба, одетая в почти чистую футболку и вчерашние трусы. Она выглядела, как сонная Венера, улыбнулась ему и поцеловала в подбородок, и все-таки между ними теперь стояла холодная тень, которой не было раньше, как выдернутый зуб, который все еще ощущается в промежутке между оставшимися зубами.
— Ой, кофе, — сказала Катерина. — Как здорово! Спасибо.
— Я хотел принести тебе кофе в постель. Хорошо спала?
— Не очень. Скучала по тебе.
Он посмотрел на нее поверх кофейной чашки, скептически приподняв бровь.
— Правда. Не веришь? Я как старушка — должна все время чувствовать тепло твоего тела.
— А я-то надеялся, что романтические отношения продлятся у нас хотя бы до свадьбы.
— Ты не понимаешь, — сказала она и была права.
Сеньор Вальдес не представлял, как Катерина любила его. Он уверил себя, что тоже влюблен, даже знал, что любит ее, поскольку она заставила ожить ампутированный орган, посредством которого он когда-то был связан с миром, но любил он ее любовью рациональной. У него были все основания любить Катерину, молода, хороша собой, идеальная партнерша для секса, идеальная мать его будущих детей — сыновей и дочерей. Спутница жизни, которая избавит его от участи многих одиноких стариков — смерти в одиночестве в своей квартире с риском быть обнаруженным лишь много дней спустя, когда соседи начнут жаловаться на отвратительный запах.
Подобно всем нам, сеньор Вальдес не мог представить мира без себя. Он не верил, что лампа на его столе будет и дальше гореть, деревья — расти, реки — течь, города — строиться, а потом превращаться в пыль, звезды — бесконечно кружить по небесным орбитам. Однако, несмотря на всю силу его любви, частичкой сознания он понимал, что мир без Катерины возможен. Сам он способен выжить и без нее. Жизнь не остановится. Он знал это.
Катерина чувствовала любовь иного рода. Она была афисьенадо, помешана на его книгах и к тому же полусирота, скитающаяся по миру в поисках пристанища. Судьба покалечила и ее, но результат оказался совсем иным. Если сеньор Вальдес замкнулся в холодном, рассудочном мире, то Катерина годами искала потерянную половинку, которая умерла в поле, сжимая пригоршню горной серой земли, а когда нашла ее, посчитала это Божественным знаком. У сеньора Вальдеса не было друзей, но даже те немногие знакомые, с которыми он общался — университетские коллеги, Мария и даже его собственная мать, если бы Господь наделил их честностью, признали бы, что Катерина стоит десяти Лучано, но она им не поверила бы. Она искренне готовилась посвятить всю жизнь служению своему кумиру с единственной целью — сделать его счастливым, поскольку ей казалось, что такая жизнь принесет счастье и ей. Для нее высшей честью было бы родить ему дюжину детей и спать в его постели, поскольку она уже не могла спать без него. Катерина любила сеньора Вальдеса слепой, безумной страстью.
А он мог за кухонным столом обронить что-то пошлое и циничное вроде «Какая жалость, что романтика ушла». Странно, не правда ли? Еще более странно, что она безропотно снесла это.
— Ты очень рано встал, — сказала Катерина. — Что ты делал?
— Писал. — Он казался очень довольным собой.
— Писал? Бог мой, это чудесно! — Она была так искренне взволнована, что ее голос звучал почти издевательски. — Я очень давно ничего не писала. Много дней ничего не писала. А о чем ты писал? Расскажи! Пожалуйста!
— Не могу. Я еще не закончил. Не люблю рассказывать, пока не дойду до конца. В этом отношении я очень суеверен.